— Это не бутылочка с жёлтой крышкой?
Я вспомнила ещё подробности, но сделала ударение на жёлтой крышке.
Он развернулся:
— А ты откуда знаешь?
Нотки подозрения зазвучали в его голосе, и мне показалось даже, что у него сейчас начнётся приступ паранойи.
Я пожала плечами и вышла из номера.
Мне запомнилась её нахальная манера говорить
Этим вечером Опыты нанесли удар отличным выступлением с группой Ноэла Fat Mattress на разогреве. Думаю, именно тогда я впервые услышала Little Wing, и она была одной из лучшей вещей за весь концерт.
За кулисами после выступления Ноэл меня спросил:
— Как тебе мой Матрац, любовь моя? — он улыбался и светился от счастья.
— Неплохо играют, Ноэл.
— Но…? — начал было он давить на меня, почувствовав отсутствие энтузиазма в моём голосе.
— Тебе не хватает пары по–настоящему хороших песен, — спокойно сказала я, краешком глаза наблюдая, как Хендрикс беседует с тремя представителями звукозаписывающей компании и кучкой местных музыкальных обозревателей.
Я поцеловала Ноэла в щёчку и направилась к Джими.
— У тебя будет для меня минутка… — начала я.
Он быстро распрощался с докучливым народом, и мы вышли в коридор из артистической. Я сразу перешла к делу:
— Когда в Лос–Анжелесе мы оба пытались работать над интервью, а ты укладывал вещи, я слышала чей–то разговор за дверью и кто–то втолкнул её в номер. В руках у неё была бутылочка с жёлтой крышкой.
— И ты это заметила? — удивился Джими.
— Какая–то цыпочка из хиппи… — сказала я.
— У дверей? — переспросил он.
— Да! Ты помнишь, как её зовут?
Он покачал головой.
— Я даже не знаю большинства людей, которые то входили, то выходили из моего номера. Был жаркий день, и я держал дверь открытой, чтобы легче было дышать.
— На ней было множество бус, они все раскачивались, когда она шла по номеру, — сказала я. — Думаю, в моей записной книжке я найду запись об этом, так как когда стало очевидно, что у нас не получается интервью и я начала описывать твоих поклонников и постоянные прерывания. И пока сегодня я смотрела группу Ноэла, я старалась вспомнить подробности, связанные с этой жёлтой крышкой. Скорее всего, этот разговор записан на плёнку. А ещё мне запомнилась её нахальная манера говорить.
— Совершенно верно! Я хорошо помню этот твой старый большой Сони! — на его лице отразилась радость облегчения. — Сейчас выходные, я позвоню своему адвокату в понедельник. Можно я расскажу ему о том, что ты вспомнила? И проиграть плёнку?
Эти слова буквально слетели с его уст.
Удивительное чувство свободы исходило от него
В то время, а именно 25 мая 1969 года, когда Джими, Ноэл и Мич выступили в Santa Clara Fayrgrounds, Стив Паркер был ещё студентом колледжа. Он вспоминает, что аудитория, фотографы и даже охрана были все загипнотизированы Джими, сконцентрированном на своей музыке. Как лошадь, первой приходящая к финишу, с мокрым от пота под жарким полуденным солнцем лицом, он был чемпионом, их чемпионом.
— Мы все понимали, что он для нас — всё, — сказал мне Паркер тридцать лет спустя, вспоминая всё ещё стоящий перед его глазами тот жаркий калифорнийский день. — Джими был великолепен, вне всяких сомнений.
Также Паркер рассказал, что "удивительное чувство свободы мы все почувствовали тогда… парни забыли про своих девчонок, которых привели на концерт, девчонки забыли про своих парней, все глаза были устремлены на него".
Сет Винстон, ныне оскароносный кинорежиссёр (короткометражка Session Man), тоже был там:
— Я ходил на подготовительные занятия в Калифорнийском университете в Беркли, и поехал в Санта–Клара с единственной целью, увидеть Хендрикса. У меня был билет в четвёртом ряду в самом центре. Хендрикс меня поразил. Я видел игру волшебника, его руки, они были везде. Я видел его всего раз в жизни, но до сих пор передо мной его выступление.
Генри Штайнгартен
Генри Штайнгартен, Нью–Йоркский адвокат, который всего несколько месяцев назад по совету Час Чандлера стал представлять интересы Джими в конторе Штайнгартен–Ведин–и–Вайс, позвонил мне через несколько дней после нашей встречи с Хендриксом в Сан–Диего.