Джими Хендрикс. Предательство

— Я была сильно влюблена в Джими , — вспоминает Эллен Берман. — Я впервые рискнула пойти на рок–концерт, и попала на его выступление, это была фантастика! Я сохранила его чёрно–белый плакат и у меня до сих пор он висит в моей спальне. Помню, женщина, которая приходила к нам убирать дом, была очень огорчена. Она пошла к моей матери и сказала: "Знаете ли вы, что у вашей дочери в спальне над кроватью висит большая фотография чёрного мужчины?!"

Берман была одной из "прилежных девочек", которые никогда не посмели бы прийти в какую–нибудь лос–анжелесскую гостиницу в поисках Джими; такие только издали благоговейно почитали.

"Отважные девицы" тайком селились в закоулках гостиничных коридоров — что там лобби! Если везло, они дожидались там часами, если же нет — в крепких выражениях выдворялись гостиничными службами. Но, в конце концов, они всё же удостаивались улыбки Хендрикса или даже его автографа. Завершающим броском было рандеву. Его гостиничные номера были наполнены их хихиканьем и эмоциональным перевозбуждением. Они становились неотъемлемой частью его жизни. Когда же их щебет оказывался до нелепости невыносимым, он с широчайшей улыбкой звонил в лобби, там уже знали, что нужно прислать портье, который демонстративно объявит всем: "Мистер Хендрикс, пора освободить номер!" Однажды при мне он также прибег к такому же фокусу, и, обращаясь ко мне, смущённо промолвил:

— Ах, моя маленькая смущательница!

— Маленькая смущательница, — повторила я эхом. — Так вот, ты какого мнения обо всех этих девушках? Признайся, Джими!

Я готова была рассмеяться.

— Ну, определённо сюда слетаются все потаскушки, когда ты, Ноэл и Мич появляетесь в городе, — сказала я, — но я ещё заметила много хорошеньких девушек, которые искренне тебя полюбили.

Я напомнила ему о двух–трёх, которые всё время вились вокруг него.

Он кивнул.

— Да, они очень милы и добропорядочны, но меня не интересует мысль осесть где–нибудь в ближайшее будущее. И я не хочу лицемерить. Я хочу остаться чистым для такой одной из Англии, и ей всё это не понравится, если она узнает об этом. В данный момент она живёт своей жизнью, а я — своей. Я хотел бы завести семью, дом, но до этого мне нужно привести мою жизнь в порядок, а пока моя жизнь — это русские горки.

Вот почему Джими Хендрикс не хотел знать ничего о своих "цыпочках" — выслушивать о них нотации. Они жаждали эмоций, божественного ощущения себя женщиной в объятиях Джими. Сказать потом, что сделала это с Хендриксом, признанным всеми высочайшим рок–символом. Так много женщин. И все они неизменно оказывались у него в постели. Я была обманута, удивлена и, в конечном счёте, мне взгрустнулось, когда осознала, что насколько мощна была его репутация, одно терял при этом Джими — ощущение радости ухаживания.

— Я говорю им слова любви, но не вкладываю в них смысл, — быстро согласился он со мной. — Я не остаюсь настолько долго на одном месте, чтобы успеть влюбиться. Я никогда не любил. На свете был единственный человек, который любил меня по–настоящему — это была моя мама. Но она давно уже умерла.

— Любовь в наши дни — уже не любовь.

Сказав это, он как бы поставил точку, взял свою гитару и провёл рукой по струнам.

Мы думаем в одном направлении

Однажды, на кофейном столике я заметила стопку подношений, оставленных у его двери неизвестными, умудрившимися незаметно проскочить мимо стойки администратора и избежать зоркого ока коридорных. Я взяла в руки большую розовую морскую раковину. Развязав тесьму, внутри обнаружила пакет с марихуаной, таблетку LSD и небольшую записку с именем и номером телефона. Я посмотрела на раковину, затем перевела взгляд на него.

— Ну вот, у меня теперь есть друг–наркоман!

Я шутила, но мне ещё хотелось посмотреть и на его реакцию.

— Я найду этому лучшее применение, — сказал он и быстрым шагами направился в ванную и смыл подношения в туалет.

Вернувшись, достал пачку бело–зелёного Кулза, зажёг сигарету, выпустил клуб дыма и сухо прокомментировал:

— Конечно, мне следовало сделать это сразу, — и включил свой магнитофон на запись.