Джин Грин — неприкасаемый

— Если хочешь знать, старый Жека, — доверительно зашептал Рубинчик, — мне уже надоела эта стрельба по движущимся мишеням. Завязываю и женюсь на Фуонг — все! Баста! Вообрази себе, отец у меня еврей, мать полурусская-полувенгерка, а Фуонг — полувьетнамка-полукитаянка… Какой национальности будут наши дети?

Он бешено захохотал, очень довольный. Джин в совершенно искреннем удивлении уставился на этого парня, которому, казалось, любое море по колено.

— Ты завтракал? И я на судне не ел специально для того, чтобы здесь порубать. Совершенно обожаю вьетнамскую кухню! А ты? Ну, ты, я вижу, сноб! Сейчас я тебя угощу такими деликатесами. Цимес!

Марк вскочил и закричал на кухню какие-то вьетнамские слова, не обращая внимания, что посетители кафе держатся за животы от смеха.

Тем не менее заказ был принят, и вскоре на их столике появились две миски с рассыпчатым вареным рисом, пять-шесть тарелочек с соусами, мясо, приправленное спаржей, побегами бамбука и грибами, разнообразные закуски нежнейшего и страннейшего вкуса, приготовленные из каракатицы, морского ежа, воробья, запеченные в тесте лягушачьи ножки.

Рубинчик, чувствуя себя в центре внимания всего ресторана, с невероятной ловкостью орудовал палочками, тогда как Джин ел ножом и вилкой. Пища пришлась ему по вкусу, и он дал себе слово, если суждено будет вернуться в Сайгон, в первый же вечер отправиться с Транни в национальный ресторан.

Когда их массированный завтрак подходил к концу, подошла Фуонг и поставила на стол вазу с фруктами. Рубинчик сделал вид, что не заметил девушку, и, продолжая свою игру, выхватил из сумки газету «Нян Зан» и погрузился в чтение. Этим он вызвал милую улыбку, и Джин понял, что странный докторюга добьется своего.

— Ты даже читаешь по-вьетнамски? — спросил он

— Ну разумеется. А ты?

— Ни слова.

— Э, старичок, стыдно, стыдно! Я вижу, мы ленивы и нелюбопытны. Три месяца в стране, и не можешь читать, не умеешь рубать палочками, не знаешь кухни…

— А что пишут?

— Все про вчерашний налет. Страшное возмущение. Везде митинги. Одного паразита взяли в плен.

— Вот как? — спросил Джин. Даже мускул не дрогнул на его лице.

— Да, да! — воскликнул, Марк. — Пилот — янки. Представляешь?

— А второй? — спросил Джин и под столом сильно сжал рукой колено.

— Второй вроде накрылся.

— Ну, хорошо, — проговорил Джин. — Идем на танкер?

— Это дело не горит, — сказал Рубинчик. — У меня есть гениальная идея. Тут недалеко от города потрясающее место для подводной охоты. Ты плаваешь с маской?

— Приходилось, — усмехнулся Джин.

— Ну, вот и отлично. Не пожалеешь, Жека, обещаю! По сравнению с этой бухтой Сердоликовая у Карадага — просто детский лягушатник. Короче, едем, старик. Я взял сбрую на двоих.

— Может быть, сначала на танкер? — осторожно спросил Джин.

— Кончай, — сказал Марк. — Я все продумал. Ты проведешь со мной день, который будет тебе сниться всю жизнь.

Взвалив все снаряжение на плечи, они вышли из кафе и направились к центру города, откуда отходил автобус в сторону сказочной бухты. Идя рядом с Марком и болтая о предстоящей охоте, Джин думал, что, может быть, даже лучше будет, если он попадет в порт во второй половине дня и сделает свое дело вечером.

Под покровом темноты ему будет легче добраться до джунглей.

Чем ближе к центру, тем труднее было идти по тротуару. Густые толпы людей с вьетнамскими флажками заполнили улицы. Люди вставали на цыпочки, вытягивали шеи, поднимали на плечи детей. Послышались звуки военного оркестра, и на мостовой, четко печатая шаг, появилось войсковое подразделение. Подтянутые солдаты в касках, с автоматами на груди шли, распевая мужественную боевую песню. Люди на тротуарах замахали флажками, подхватили песню.

— Слышишь, поют «Виньензон», — восторженно сказал Марк. — Это полк триста восьмой дивизии, лучшей дивизии Вьетнама.

Колонна прошла к площади, над которой гудели громкоговорители и слышался ритмически взлетающий шум толпы. Вслед за солдатами появилась колонна рабочих под красными флагами и транспарантами.

Джин и Марк остановились у кромки тротуара, плотно прижатые к фонарному столбу. И вдруг шум вокруг стих.

По середине очистившейся улицы три солдата с винтовками наперевес вели высокую, плечистую фигуру в светло-зеленом летном комбинезоне.

Бак, а это был он, шел, опустив голову, иногда поднимая руку и вытирая рукавом потное лицо и снова пряча руку за спину. Его наказывали позором, вели через весь город, на который он неожиданно напал прошлой ночью.

При приближении к площади Бак поднял голову и стал смотреть в небо. Джин ясно увидел на его лице выражение какой-то странной отрешенности. Откуда мог знать несчастный парень из Оклахомы, что его ждет впереди?

«Бак, держись, старина, держись», — посылал Джин к нему мысленные волны, и, словно вдруг почувствовав их, Бак перевел взгляд на толпу и увидел Джина.

Их взгляды соприкоснулись на долю секунды, и сразу же Бак перевел взгляд дальше на молчаливо-презрительные лица вьетнамцев. Он прошел мимо в каких-нибудь двух метрах. Джину даже показалось, что он уловил запах его пота, смешанного с йрдоформом.