— Дурак! Щенок! Какое ты имеешь право вмешиваться в мою жизнь?
Гера молча повернулся спиной и, сгорбленный, несчастный, медленно поплелся прочь.
— Он вас любит, Тоня, — сказал Джин.
— Это его дело, — резко сказала девушка и повернула к Джину дрожащие губы. — Он вас не покалечил?
— Нет, обошлось, — сказал Джин.
Подрался из-за девушки, словно был в Гринич-Виллэдж, а не в Москве, в пяти шагах от улицы Горького. Думая об этом сейчас, Джин уговаривал себя не идти в «Синюю птицу», не встречаться с Тоней: он не имеет права любить ее, драться из-за нее; Гера имеет на это право, вот кто ей нужен — Гера, дипломник строительного института, мастер спорта, но отнюдь не Джин Грин, капитан «зеленых беретов».
Дома на противоположной стороне улицы Чехова были еще освещены розовым закатным светом, а вход в кафе «Синяя птица» был уже погружен в синюю темноту. В темноте ярко белели рубашки парней, поблескивали лакированные головы девушек, мерцали сигареты. На ступенях, ведущих вниз, в подвал, стояла плотная толпа. Несколько молодых людей, сгибаясь, заглядывали в окна. Слышалась надрывная колтрейновская импровизация саксофониста, басист иногда вмешивался, уговаривал его не волноваться, тогда как пианист только подливал масла в огонь.
Пригнувшись, Джин увидел в окне бледное, с закрытыми глазами лицо джазового артиста с маленькой острой бородкой. Артист страдал, то раскачивался со своим саксофоном из стороны в сторону, то поднимал лицо кверху, то сгибался в три погибели.
Джин уже привык к бесконечным московским неожиданностям, но услышать здесь настоящий авангардный джаз. это невероятно!
— Как бы тут пройти? — сказал Джин какому-то длинноволосому парню, стоящему на лестнице.
— Да, вот именно, как бы тут пройти, — задумчиво сказал тот.
— Дело в том, что меня тут ждут.
— Слышите, ребята, товарища тут ждут, — сказал парень вниз. — С нетерпением ждут товарища.
Внизу рассмеялись.
— Мы уже час стоим, — сказал кто-то Джину. — Надежды мало, старик.
— А в чем дело? — наивно спросил Джин.
— Вадим играет, — ответили ему.
Он подошел ко второму окну и увидел прямо под ним всю свою московскую компанию: Ингу Николаеву, Гориняна, Васю Снежного Человека, еще кого-то и Тоню. Они сидели вокруг маленького столика и смотрели на эстраду. Ближе всех к окну был Вася, и Джин в открытую форточку несколько раз окликнул его, но Вася отбивал ладонью ритм, шептал что-то Гориняну, восхищенно крутил головой и ничего, кроме музыки, не слышал.
— Тоня! — крикнул в форточку Джин, но крик его совпал с жутким обвалом — это ритм-секция бросилась в атаку, сменив обессилевшего солиста.
Тоня ничего не расслышала, но как-то беспокойно пошевелилась, зябко передернула плечами, повернула голову к окну и увидела Джина.
Она вскочила, что-то сказала, все обернулись, замахали Джину — иди, мол, сюда, но Тоня уже пробиралась к выходу.
— Уф, — весело сказала она, выбравшись из толпы, — все упреки и обвинения заранее отвергаем. Я не знала, что здесь сегодня будет такой ад. Неожиданно явился Вадим со своими мальчиками, и началось…
— Кто этот Вадим? — спросил Джин.
— Восходящая звезда Вадим Кирсанов. Удивительный тип — не пьет, не курит, не ест мяса, не обращает внимания на девушек.
— Что ж тут удивительного, — сказал Джин. — Обыкновенный ангел.
— Ангел джаза! — засмеялась Тоня. — Все с ума посходили из-за него, но я в этом ничего не понимаю. Я люблю камерную музыку. А вы, Марк?
— Я всеяден, — улыбнулся Джин.
Снова, снова им овладело предательское чувство счастья, какой-то невероятной широты, спокойствия. И вдруг ему почудилось, что не он, Джин, а его отец, старик Гринев, идет по Москве, смотрит с пронзительной печалью на Москву. Запоздало понял Джин отцовскую тягу к русской земле, к которой старик тянулся, как к живой воде.
Они шли по переулку к улице Горького. Тонины каблучки цокали по асфальту. Она шла чуть впереди Джина, то и дело поглядывая на него через плечо блестящими смеющимися глазами.
Под прямоугольной аркой гостиницы «Минск» видны были проскальзывающие легковые автомобили. Тоня остановилась в тени здания, поправила волосы вздохнула.
— Удивительное дело, — сказала она. — Вы еще ни разу не попробовали меня поцеловать.
Джин взял ее за плечи, приблизил к себе, их губы оказались рядом, он чувствовал ее дыхание, глаза ее застыли…
Джин отстранил девушку.
— Тоня, сегодня я уезжаю… Очень надолго… Мне трудно было это сказать… Вы мне нравитесь так, как никто в жизни… Я не знаю, как буду жить без вас… прошу вас, верьте мне, и, что бы ни случилось…
Он замолчал. Она перекинула свою сумку через плечо и пошла под арку.
«Теперь поворачивай и убегай, — скомандовал себе Джин. — Вот зеленый огонек. Хватай такси, и баста!»
Тоня была уже на улице Горького. Она остановилась, глядя себе под ноги, у барьера подземного перехода. Джин подбежал к ней и взял ее за руку.
— Голова болит, — хрипловатым голосом сказала она. — Давайте выпьем.
Они перешли под землей на другую сторону улицы, свернули на Большую Бронную и вошли в ярко освещенное кафе «Лира». Тоня все время молчала.