Джин Грин — неприкасаемый

И, глотнув воздуха, Джин сжал Лота в железных объятиях, повис на нем мертвым грузом и тащил все глубже и глубже под воду. Вода, вначале светло-зеленая, пронизанная солнцем, стала серо-зеленой, потом темно-серой. В ушах все громче стучало сердце, в спершейся груди горел воздух.

Минута, вторая, третья…

Теряя последние силы, Лот вырывался и не мог вырваться из смертельного клинча. Он сознавал, что у него остаются секунды, и вложил весь остаток сил в последнее бешеное усилие. Но тщетно. Он не смог разомкнуть мертвой хватки.

Ниже, глубже тянул его Джин. Он и сам уже изнемог, но в эти последние секунды ему придало сил неожиданное и яркое воспоминание о том, как из-за Лота чуть не утонул он под баржей в Ист-ривер, как по милости убийцы отца готовился он к смерти в затопленном подвале штаба ЦРУ…

Лот оскалил зубы, норовя вцепиться в шейную артерию врага, но силы изменили ему. Воздух вырвался, пузырясь из его груди, как из проколотой шины. Крупная дрожь потрясла все его большое тело, и тело обмякло, обвисло, пораженное, как ударом тока, этой судорогой. Застыли выкаченные глаза.

Джин выпустил, оттолкнул тело врага, и оно медленно поплыло вниз, в неведомые потемки, а Джин стремительно, как выпущенный подводной лодкой буй, взмыл вверх. Только очутившись на поверхности, понял он, чего стоила ему эта схватка с Лотом. Он глянул в сторону берега и подумал, что вряд ли сможет доплыть до него.

К нему подгребал в лодке странно знакомый человек в тельняшке. Джин, мысленно возблагодарив небо, слабо крикнул и медленно, вяло поплыл к своему спасителю, с мучительным трудом вбирая воздух в натруженные легкие.

Одной рукой он ухватился за весло, другую протянул человеку в тельняшке. Но что это? Человек в мокрой тельняшке улыбнулся ему ослепительной — сто ватт, не меньше — белозубой улыбкой. Это был Вася Снежный Человек. Джину почудилось в последний миг перед тем, как потерять сознание, что и он стал погружаться в бездонную и мрачную пучину.

Джин не сразу пришел в себя. Сначала, всплывая из густого антрацитово-черного мрака в темно-зеленые подглубины сознания, он заново пережил свою схватку с Лотом, вновь услышал его угрозу: «Я убил твоего отца и убью тебя, щенок!» Вновь увидел выкаченные глаза Лота, когда тот, подобно огромной дохлой медузе, стал плавно уходить на дно.

Он огляделся — белый потолок, белая койка, белые халаты кругом.

В комнату медпункта вошел, на ходу надевая пиджак, Вася Снежный Человек.

— Очнулся? Вот и хорошо, — сказал он. — Господин Грин, вы арестованы!..

Джин Грин взглянул на руку — родинка исчезла.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ ПОСЛЕДНИЙ РЫВОК

С той же закономерностью, с какой солдату снятся сны солдатские, шпиону снятся сны шпионские. Джину в ночь после ареста снился сон необыкновенный — многосерийный, цветной, широкоформатный…:

Первая серия

Это был экспресс новейшего типа с кондиционированным воздухом, с белыми шторками, расшитыми украинским орнаментом; с голосистыми кареглазыми проводниками и даже с ночным чаем: Американская медицинская выставка переезжала в Киев. Джек Цадкин и Лестер Бивер ехали вдвоем в одном купе. Джин ехал один. В международных вагонах поездов такого класса купе рассчитаны максимально на двоих.

У Джина был хмурый, похмельный вид, и его приятели определили это состояние как «недобор».

— У меня есть бутылка виски, — любезно предложил Джину Цадкин. — «Старый дедушка»!

— А у меня русская водка, — устало сказал Джин.

— Что с вами, коллега?

— Набросался.

— Как это понять?

— Жаргон. По-русски это означает: набросал много рюмок спиртного в свою топку.

— Вы, однако, смею сказать, безупречно подкованы, коллега, — съязвил Цадкин.

— Вы мной недовольны, Джек? — В голосе Джина по-прежнему чувствовалась усталость.

— Я, собственно, на выставке с вами почти что не встречался. У вас, видимо, были дела поважней.

— Давайте лучше выпьем, Цадкин. Ваши корни, кажется, тоже уходят в эту землю?

— В принципе да. Третье поколение.

— О'кэй! Предлагаю русский стол. Приглашайте Бивера.

Поезд тронулся. В глубине перрона рядом с выходом Джин заметил рослую фигуру Лота. Мимо него с рюкзаком за плечами пробежал, по-видимому, опоздавший.

Джин стоял у открытого окна. Он подался вперед и увидел, как человек с огромным рюкзаком за плечами легко вскочил на подножку последнего вагона.

«Отчаянный парень», — подумал Джин и перевел взгляд на дверь, ведущую из закрытого перрона в город, — Лота уже не было. Не было, естественно, на перроне и Тони. Не было и не могло быть. Тони теперь не будет в его жизни никогда.

«А я? Куда я еду? В какую ночь? Кому нужны тени прошлого в чужом парке?…» «Тень, бросающая свет», — пришла на ум чья-то ироническая фраза. «Луч мглы» — есть такая джазовая пьеса.

— Где же обещанное? — услышал Джин голос Бивера.

— Все будет.

Он накрыл стол, вывалил все свои запасы. Кроме «рашен водки», красной икры и бородинского хлеба, была даже вобла в высокой жестяной банке.

— Ладно, давайте выпьем! — примирительно сказал Бивер.

— За Джина! За его сокрушительные «Эй-даблъю-оу-эл»! — воскликнул Цадкин и поднял руки.