Джин Грин — неприкасаемый

Отель «Астор» оказался одной из тех гостиниц с сомнительной репутацией, постояльцы которых, как правило, регистрируются под вымышленными именами Смит или Джонс, воровато проносят к себе бутылки виски и постоянно принимают в зашарпанных семи-десятидолларовых номерах лиц противоположного пола. В этом доме свиданий даже не было порядочного бара, и Джин скучал целых сорок минут, глядя с восемнадцатого этажа на бродвейскую пеструю сутолоку, прежде чем в дверь постучали и в номер вбежала Наташа.

— Боже! На кого ты похож! — вскричала она, увидев лицо брата.

Устрично-белое платье, туфельки на шпильках, наспех намазанные карминовые губы.

В глазах сестры Джин увидел столько любви и тревоги, что он мысленно дал себе пинка за то, что как-то давно перестал уделять внимание сестренке. Эта напряженная храбрая улыбка, эти судорожно сжатые кулачки.

Лот появился в номере всего на минуту.

— Вы тут поболтайте, — сказал он, — а я займусь оформлением твоих документов, Джин. Тебе здесь не следует задерживаться. В этой гостинице нередко бывают полицейские проверки. Думаю, что тебе надо покинуть Нью-Йорк не позже чем завтра.

— Уже? — нахмурился Джин. — Так быстро?

— Чем раньше, тем лучше, малыш!

— Мне нужно повидаться с мамой…

— Не выйдет. Ведь врач запретил ей выходить из дому, а тебе туда вход закрыт. Отложим это свидание до лучших времен. Дом находится под наблюдением полиции и наверняка людей Красавчика. Если бы не мои связи, я не смог бы пройти туда и привезти сюда Натали. Не правда ли, Джин, Натали становится все больше похожа на мою любимую киноартистку Одри Хепбэрн? Кстати, захочешь поесть — тут напротив чудное мюнхенское пиво «Левенбрау» и отличные свиные ножки!

И Лот исчез, оставив брата и сестру вдвоем.

Джин коротко, опуская все жестокие подробности, с большими купюрами рассказал обо всем, что произошло после того, как они расстались в день похорон отца.

У Натали не было для Джина никаких особых новостей. Правда, какие-то неизвестные лица с итальянским, что ли, акцентом ежедневно, а то и ночью звонили Гриневым и спрашивали Джина, но Натали не придала этому особого значения до того, как прочитала газету с фотографией брата. Маме она сказала, что это звонят знакомые из русской колонии, выражают Гриневым соболезнования по случаю трагической кончины Павла Николаевича.

И еще Натали сказала брату, что в их доме посменно дежурят по восемь часов трое сыщиков в штатском, то ли из полиции, то ли из ФБР. Один все время смотрит телевизор, другой разглядывает нюдистские журнальчики, а третий потягивает пиво, налегая на запасы Джина в холодильнике, и дремлет на диване в гостиной. Дважды они вместе с инспектором О'Лафлином копались в библиотеке в книгах и записях отца.

Приходил адвокат Сергей Аполлинарьевич Живаго зачитал хранившуюся у него копию завещания отца. Оригинал, по-видимому, был похищен убийцей. Маме отец оставил восемьдесят тысяч долларов, по стольку же оставил он Джину и Наташе, но с условием, что эти деньги будут выплачиваться им банком ежегодно в день рождения по десять тысяч долларов в течение восьми лет плюс проценты. Однако Сергей Аполлинарьевич после консультации с банком и юристом по наследственному налогу установил, что на долю сына и дочери Павла Николаевича Гринева придется вдвое меньшая сумма, чем рассчитывал Павел Николаевич, хотя банк восстановил все чеки, похищенные убийцей.

— Ведь у мамы мы ни цента не возьмем, — сказала Натали, для которой весь этот разговор был явно не по душе, — правда, Женя?

— Правда, Ната.

Джин вспомнил, с какой легкостью он просадил на бегах четвертую часть своего наследства. Ему стало не по себе.

— Слушай, Ната, — сказал он твердо. — Отец уже потратил почти пятьдесят тысяч только на то, чтобы дать мне образование в Оксфорде и медицинском колледже. Так что свое, выходит, я сполна получил. Я ухожу в армию и буду жить на всем готовом, а тебе нужно окончить театральное училище, тебе нужно приданое. Вот я решил: себе я оставлю десять тысяч на всякий пожарный случай, а остальные тридцать тысяч откажу тебе. Ну хотя бы в качестве свадебного подарка. Пожалуйста, не делай такое лицо и не отказывайся. Знаю, ты ничего не смыслишь в деньгах, а деньги в этой стране — все. Мне жаль, что я не могу тебе пока дать больше.

— Джин! — каким-то торжественным, приподнятым и одновременно смущенным тоном проговорила Натали, когда этот вопрос был наконец исчерпан. — Есть еще один важный пункт в завещании.

— Какой же?

— Отец отказал равную долю своему старшему сыну.

— Старшему сыну?

— Да, ты ведь помнишь, что у отца был сын от первой жены. Тот, что пропал пятилетним ребенком во время эвакуации белой армии в Крыму. Ему сейчас сорок семь лет.

Джин вскочил, возбужденно заходил по комнате.

— Это чертовски интересно! — сказал он. — У нас с тобой есть брат! Брат в России! Но как его найти?

— В том-то и беда, что все подробности, как сказано в завещании папы, содержатся в дневнике. Но эта тетрадь дневника исчезла, пропала — ее, видно, унес с собой убийца, который обыскал сейф.