Джин с Толиком

Но она исчезла – и пустой бардачок было хорошо видно в открытую дверь. А он за ее изъятие в протоколе не расписывался. Это было подозрительно, и Свин решил, что кассетой завладел ушлый ФСБ-шник. Но зачем? Опять, что ли, его будут шантажировать? Ну почему он ее не уничтожил сразу?

* * *

Я слушал Слона очень внимательно, но, видимо, сильно отупел от долгого ожидания. Отупел настолько, что в конце этого, на удивление, довольно грамотного рассказа, очень хотел спросить: «Ну и чем все закончилось?». Все оттого, что я никак не мог понять – достигнута ли моя цель. Интонация собеседника тоже никак не подсказывала – она и веселой не была, и замогильными нотками не отдавала.

Слон, однако, безо всякой подсказки догадался подвести в конце своего спича итоги:

– Короче, поздравляю тебя! Мы такое осиновое гнездо разворошили!

Я автоматически отдал Славику спасибо за поздравление и, наконец-то, понял, что вечер заканчивается хорошо. Но все равно сидел какое-то время с пикающей трубкой и искал подвох в последней фразе. Это было, как с табличкой «Ремонт очков» на двери проктолога – вроде логично, но неправильно.

Когда до меня дошло, что гнездо должно было быть не осиновым, а осиным, я испытал настоящее облегчение. И за себя, и за Слоновитого – потому как такую длинную речь он просто не мог произнести, не сделав ни одной «очепятки».

Словосочетание «осиновое гнездо» обрело в моей голове собственную иллюстрацию, и та представляла собой удручающее зрелище. Из абстрактного нагромождения осиновых веток тянулась молодая, но совершенно дикая, осина, всем своим видом давая понять, что она голодна. А мама-осина в это время пыталась ее научить заводить собственных подосиновиков…

Понимая, что именно так шарики закатываются за ролики, я решил себя отвлечь какой-нибудь песней. На мотив «Малинового вина» Игоря Николаева, не сильно меняя оригинал, я запел свой вариант:

Осиновое гнездо, к преступному аромату
Подмешана горечь слез и ранняя боль потерь.
Осиновое гнездо разбили с тобой когда-то,
И злобно над головой осяры жужжат теперь!

Получилось, как-то, не очень оптимистично, и я поежился, представив жужжащих над собственной головой недобрых полосатых насекомых. В общем-то, как в воду глядел…

Глава сорок седьмая. Настя и ненастья

Все будет хорошо, я узнавала…

Из к/ф «Питер ФМ» (2006)

Звонка из отдела кадров Управления Федерального казначейства по Ростовской области Настя ждала с нетерпением. Она даже мечтать спокойно не могла – настолько принципиальным для ее будущего было поступление на службу в эту государственную структуру.

Обычный для ее характера оптимизм в последнее время работал со сбоями. Все потому, что зебра-жизнь подкинула Насте свою черную полоску. Давно уже подкинула. У Насти даже стало зреть и наливаться пессимистическими соками ощущение, будто пошла она через эту полоску вдоль, а не поперек. Как не ходят обычные смертные люди, далекие от мазохизма.

Началось все с того момента, когда она решила жить отдельно от матери – Ларисы Владимировны, которая, впрочем, сей факт и не очень-то заметила. Лариса Владимировна всегда была очень увлечена вопросами саморазвития и самосовершенствования, и постоянно пропадала на каких-то странных курсах, тренингах и семинарах.

Ее не смущали непостоянные заработки, отсутствие мужчины и даже проблемы собственного ребенка. Для достижения цели все средства хороши. А цель у Ларисы была одна – точнее, она так думала, что одна. Она искренне хотела стать лучше и совершеннее.

Однако, достижение этой цели получалось у нее как-то стабильно плохо. Конечно, если бы она порылась в своих многочисленных конспектах, то без труда убедилась бы в том, что «стать лучше и совершеннее» вообще не может считаться целью. Ибо любая достижимая цель должна быть измеримой. Иначе, как вы поймете, что достигли ее?

Вот если где-нибудь, в какой-нибудь завалящей палате мер и весов, хранился бы эталон «лучшества и совершенства», или, хотя бы, была б известна формула, по которой все эти зыбкости вычисляются, вся суета Ларисы Владимировны приобретала бы смысл. Тогда можно было бы рассчитать, сколько единиц совершенства приходится на каждую Ларису Владимировну, ростом в один метр, весом в один килограмм и прожившую один год.