Внезапно пузырь люка треснул световыми зигзагами, превратился в диафрагму и убрался в стены.
– Заходите, майн либер! – раздался чей-то весёлый голос.
Десантники замерли.
Антон шевельнул губами: Хорст! – Игнат кивнул в ответ, пальцем остановил фотса, стремительно переступил порог рубки. За ним вошёл Антон.
Стены рубки отсутствовали. Кокон-кресла экипажа располагались на тускло светящемся подиуме, окружённые бархатной чернотой. Вверху (инк фрегата поддерживал искусственную гравитацию в корабле на уровне земной, отчего ориентация верх – низ сохранялась) сияла россыпь далёких звёзд, левее был виден светящийся вихрь какой-то галактики, а правее над фрегатом нависала сложная трубчатая конструкция, напоминавшая сетчато-ячеистый шар, источавший в сочленениях ядовито-зелёное свечение.
Два кокон-кресла разом повернулись к гостям.
В одном сидел улыбающийся Ульрих Хорст, в другом, полностью закрытом лепестками системы жизнеобеспечения, ещё один человек, недоступный зрению. За этим креслом шевельнулся мрак, и стал виден точно такой же фотс-«обезьянопаук», что сопровождал десантников. Один лепесток кресла отогнулся, стало видно лицо седока.
– Ли! – выдохнул Игнат.
– Ага! – радостно захохотал Ульрих. – Она! Прошу вас, герр Ромашин, скажите вашему телохранителю, чтобы не возбуждался, и вам не советую. На кладбище моллюскоров вам повезло, благодаря моему больному на голову деду вы остались живы, но здесь его нет, а ваша фрау принадлежит теперь мне. Начнёте качать права – ей отстрелят голову. Понимаю, это не эстетично, однако простите уж мне мои слабости, я вынужден подстраховаться. Вы такой динамичный. Кстати, как вам удалось прорваться на борт фрегата? Я считал, что это невозможно.
– Отпусти её! – раздельно, по слогам, с дрожью в голосе выговорил Игнат. – И будешь жить!
Ульрих поморщился, почесал затылок, покачал головой.
– Не разочаровывай меня, младшенький. В прошлый раз тебе удалось выстоять, но времена изменились. Знаешь, что это такое? – Он кивком указал на шар за стенками фрегата, медленно увеличивающийся в размерах.
Игнат оторвал взгляд от бледного, безжизненного лица Лилии, посмотрел на шар.
– Это база инвазеров, – продолжал Хорст. – Точнее, сама конструкция принадлежала каким-то негуманам, строившим везде свои «муравьиные кучи» для своих целей, но теперь инвазеры используют её для хранения необходимых инструментов.
Антон сделал шаг вперёд.
Ульрих перевёл взгляд на него, погрозил пальцем.
– На витса ты не похож, человек? Странно, герр Ромашин, что вы используете в качестве телохранов живых людей. Они не надёжны, их кормить надо. Что же вы не спрашиваете, что я здесь делаю?
Игнат молчал, собирая силы для броска.
– В таком случае позволю себе лирическое отступление. Меня попросили доставить кое-что в прошлое. Некие агрегаты для связи с иксоидами и гиперптеридами. Они здесь, на складе.
Шар со светящимися стыками ячеек перестал увеличиваться в размерах. Одна из ячеек размерами сто на сто метров начала открываться, как две створки окна. Из тёмной дыры «окна» выдвинулась стрельчатая ферма, толкающая ковш, в котором лежали два сморщенных шипастых эллипсоида. Больше всего они походили на гигантские земные орехи – чилимы.
– Вот и они, – сказал Ульрих. – Вид довольно непривлекательный, прямо скажем, но форма в данном случае не главное. Сейчас я погружу эти яички в трюм, доставлю по адресу, то есть на миллион лет в прошлое, вернусь к Солнцу и заберу объект «Зеро», известный вам под названием «спящий джинн». Эти малявки мне помогут. Как говорится: ты мне, я тебе.
Игнат молчал. Лилия слышала его и даже реагировала на уровне подсознания, но ответить почему-то не могла.
– Что скажешь, младшенький? Мои планы тебя не впечатлили? Могу добавить, что после всех упомянутых процедур твой род, как это ни прискорбно, пресечётся на твоём прадеде Игнате. Ты же перейдёшь в разряд виртуальных объектов, а эта милая юнгфрау останется со мной. Мне она понравилась.
Игнат молчал.
Ульрих перестал ухмыляться, оценивающе глянул на него, на Антона.
– Такое впечатление, герр Ромашин, что вы лелеете мечту убить меня. Не получится, к сожалению, мои друзья-инвазеры действительно малявки, но за ними я как за каменной стеной. Если вы начнёте шухер, они не пожалеют ни вас, ни вашу подружку, ни этого славного молодого человека, ни вообще любого представителя славного рода человеческого. Хотя к людям они равнодушны. По их понятиям человеческая цивилизация – имаго, зародыш нового вида разума, а вот он уже опасен для моих малявок, и они сделают всё, чтобы избежать конкуренции.
Игнат молчал.
– Но ведь вы человек, – хрупким голосом произнёс Антон.
– Меня родили человеки, – согласился Ульрих. – Но сочувствую я не им. Что скажете, герр Ромашин? Может, махнём со мной в прошлое, посмотрим на войны первых негуман? Воевали они лихо, столько дыр оставили в космосе на месте звёзд и галактик. Такие дыры войдами называются, слышали, наверно?