Джинн третьего класса

Алек юркнул в свою комнату, надел свитер и джинсы и выскочил на улицу. Мама закричала ему вслед:

— А уроки?

Алек бежал по направлению к Танку, когда его окликнул дед. Он окапывал грядку фасоли на огороде. Старик стоял, опершись на мотыгу, и улыбался Алеку:

— У тебя такой вид, будто ты потерял всего шесть пенсов, а нашел целый шестипенсовик. Иди-ка сюда, парень, и расскажи, в чем дело.

Алек колебался.

— Ну, как угодно, — обиделся дед и принялся копать.

Алек подошел к нему, и дед отложил мотыгу. Алек рассказал ему о споре на кухне.

— Да, — покивал головой дед, — с Хетти Моррис это нехорошо вышло. Бедняга! А помнишь, на прошлой неделе она сама собиралась выставить всех цветных в Мурсайд. Что ж, ее желание исполнилось, хоть и не так, как ей хотелось бы. Так вот всегда и получается. А чего ты так расстраиваешься из-за Танка? Он, брат, только глаза мозолит… Торчит, как шишка на ровном месте.

Алек промолчал. Даже дед не поймет про Танк…

Дед между тем продолжал:

— Лучше бы они вычистили канал и устроили там лодочную станцию и все такое прочее. Убрали бы заборы, чтобы люди могли видеть, что творится по ту сторону железной дороги…

Алек слушал, слушал, а потом, поразмыслив, сказал:

— Мама и Ким накинулись на папу из-за мисс Моррис. Почему бы ему не помочь ей, а, дед? Что ни стрясется, он все сидит и молчит. Почитает газету и идет в свой клуб.

Дед засмеялся:

— Ты не слишком высокого мнения о своем папе, а?

Алек покраснел.

— Я ничего такого не говорил.

— А я вот что тебе скажу, малыш: он ведь тоже был не слишком высокого мнения о своем папаше.

Алек уставился на деда:

— О своем папаше?.. Ты это о чем?

— Вот по-твоему выходит, что у твоего папы никогда нет своего мнения. А его отец был совсем другой — это когда твой папа был еще маленьким… Он все говорил, кричал… Ему казалось — он все на свете знает да понимает, хотя на самом деле это было совсем не так! Думаю, твоему папе это во как надоело, — дед провел рукой под подбородком. — Папаша его все говорил, говорил, говорил… Вот твой папа теперь и молчит все время.

Алек посмотрел на деда:

— Папа моего папы. Но ведь это…

Дед улыбнулся:

— Точно. Твой отец иногда ой как от меня уставал!

Он снова взялся за мотыгу. А Алек пошел дальше. Чем старше становишься, думал он, тем сложнее оказывается жизнь.

Интересно, размышлял Алек, когда папа был мальчишкой, дед был папой, а когда… Алек запутался.

Глава 11. ПОЯВЛЕНИЕ АБУ

В понедельник утром по дороге в школу Алек все продолжал размышлять. Он был так погружен в свои мысли, что и не заметил, что в школе нет Рыжего Уоллеса. Кое-как он протянул этот день; хорошо еще, не произошло очередного несчастья, и, когда он возвращался домой, голова у него опять работала на полную катушку.

Как в полусне, он шел по Бонер-стрит. Как же так? Он позабыл о своем решении ходить домой только через Стейшн-роуд. Теперь было уже поздно поворачивать назад. Алек прибавил шагу и все время озирался по сторонам, пока не добрался до забора, огораживавшего виадук.

У самого забора он остановился, и тут в памяти у него всплыли слова деда: «Надо бы снести забор — пусть люди видят, что творится на другой стороне».

Ура! Теперь он знает, что ему делать. Надо попросить Абу Салема о самом последнем чуде, а потом он разрешит Абу спрятаться в банке и спать хоть миллион лет. Так они с ним и договорятся — дело того стоит.

Алек бросил на землю портфель, вытащил банку и со смешанным чувством восторга и сожаления потер крышку и прошептал:

— Салам алейкум, о Абу Салем.

— Алейкум салам, о Алек. Киф хаалак?

— Илхамдулила.

— Что тебе угодно? — осторожно спросил Абу.

— Мне нужно от тебя последнее, грандиозное, сверхволшебное чудо, Абу, а потом я тебя освобожу, и ты будешь спать в своей банке сколько душе угодно.

— Клянусь бородой пророка! — сказал Абу. — Это, должно быть, очень трудное чудо. Никогда не слыхал я о том, чтобы хозяин освобождал своего раба. Будь на то моя воля, такое случалось бы куда чаще. Говори же, о Алек!

Алек все рассказал, и Абу выслушал его в молчании.

— Это прекрасное желание, о Алек! Ты желаешь чуда не для себя, а для других, и потому я сделаю все, что в моих силах!

Алек стоял на Бонер-стрит, держа в руках банку. Прошла минута. Потом земля вздыбилась, как во время землетрясения. На его глазах виадук задрожал и начал расплываться; казалось, что по воздуху, как по телеэкрану, пошли помехи. Один за другим открывались пролеты виадука, а за ними — синее небо и его дом на пригорке. Танк со всем его ржавым железом, кирпичными стенами, кустарником, болотными зарослями крапивы и илистым каналом исчез, как дым.