Джинны пятой стихии

К экспериментам приступили немедленно по получении, но они грозили затянуться — очень уж невеликой была мощность циклотрона. Этого и следовало ожидать, и никто из сотрудников не понимал нервозности сеньора Гонсало. А чего, собственно, директор хотел? И куда гнать мустангов? И зачем ему понадобились вообще эти эксперименты? Такие исследования уже проводились, результаты, вполне положительные, опубликованы…

Директор, однако, с упорством и настойчивостью, достойными, по мнению его подчиненных, лучшего применения, гонял ускоритель на разных режимах круглосуточно, пока наконец не нашел оптимального. После этого все побочные исследования были свернуты, а все специалисты брошены на обслуживание циклотрона.

Лаборатория превратилась в фабрику с четырехсменным режимом работы, причем без выходных. И все новые и новые миллиграммы изомерного калифорния отправлялись в директорский сейф.

Под смех и ликование мира, не имевшие, правда, отношения к происходящему в Матухаре.

Впрочем, скоро — очень скоро! — миру стало не до смеха.

Ливень в степи — штука скверная. Во-первых, нет стока воды: вся округа плоская, как гладильная доска. Во-вторых, любой выдающийся на этой доске предмет — мишень для молнии, в том числе и человек. И наконец, негде укрыться от падающей с неба влаги.

Но есть и один плюс: фронтовая авиация во время дождя прикована к аэродромам.

Человек перестает прислушиваться к далеким отзвукам, поглядывать на небо, а просто идет как можно быстрее, что при таком ливне является не столь уж легким делом. Впрочем, набредя на перевернутую штабную машину, он останавливается, заглядывает внутрь кузова и, что-то там обнаружив, лезет внутрь. Вскоре оттуда раздаются завывания радиоприемника.

Через некоторое время человек вылезает из фургона, толкая перед собой посыльный трицикл. Ездить на таком под дождем — удовольствие ниже среднего. Но человека это не останавливает. Драндулет на удивление легко заводится и срывается с места, буксуя в грязи и на склонах. Вовремя: в автомобиль, лежащий на боку, ударяет молния. В фургоне что-то загорается. Вскоре взрывается бензобак.

Человек на трицикле не оглядывается. Возможно, он не слышит взрыва. Возможно, важнее другое: до предгорий становится существенно ближе. Возможно, по радио он услышал то, что заставляет его спешить.

Когда дождь перестает, вдали уже никого не видно.

3

А теперь стоит поговорить о хобби.

В принципе трудно найти человека, у которого не было бы увлечения, не имеющего ничего общего с его основными занятиями. Академик филологии коллекционирует оловянных (сейчас, конечно, пластмассовых) солдатиков, разыгрывая с малолетним сыном целые сражения — и как же ему становится не по себе, когда однажды выросший сын заявляет, что заниматься этой мурой не желает и пора ему покупать мотоцикл, желательно 500-кубовую «хонду»!

Полковник Генерального штаба ищет по всем магазинам редкие издания поэтов Серебряного века и гордится брошюркой какого-нибудь всеми забытого Сергея Городецкого куда больше, чем мобилизационным планом, за разработку которого вот-вот получит генеральское звание…

Заслуженный учитель Армянской ССР все свободное время, которого у учителя, кстати сказать, не так уж много, посвящает вырезанию на пшеничном зернышке полного текста… ладно бы книги «Раны Армении», а то ведь почему-то «Витязя в тигровой шкуре»!

Впрочем, все перечисленные хобби для большинства жителей бывшего Советского Союза, а ныне стран СНГ, достаточно экзотичны. Для одних нужно иметь деньги, для других дополнительно к деньгам еще и связи, для третьих — неиссякаемое терпение и твердую руку.

У советской интеллигенции было хобби, общее для всех: книги. Жить-то было невозможно — ни поехать куда-то, за исключением дачи и — раз в десяток лет — в Крым (как правило, дикарем), ни построить дом, ни купить автомобиль — за исключением «запорожца» либо «москвича», при этом мобилизовав все финансовые ресурсы родных и знакомых… О, конечно, были люди, которым не то что «Волгу» — Волгу-матушку купить ничего не стоило. Но мы ведь не о них… А книги — да, надо было порой и поискать, и в очереди за подпиской постоять, но это даже придавало некий романтизм бесцветной, скажем прямо, жизни среднего интеллигента.

Было массовое хобби и у работяг. Нет, я не о домино, хотя столики для оной игры торчали во всех дворах. Я о чем? Правильно, о водке. Дешево и сердито. Хотя в свое время официоз нажимал на миф о «рабочей интеллигенции», а недовольная «нерабочая» интеллигенция — на большие заработки рабочего класса — мы-то знаем, что и это — тоже миф… Жизнь работяг советского разлива была столь же бесцветна и куда более тяжела, чем у служащего. Водка скрашивала ее. Как книги — жизнь более образованных, но столь же несчастливых «белых воротничков» — совслужащих.

Стало быть, хобби скрашивает бесцветность жизни.

— Это у академика-то жизнь бесцветная? — удивится, а может, даже возмутится читатель. — Или у полковника Генштаба?