Джинны пятой стихии

Поколебавшись, отступил в сторонку. Через несколько минут появилась сдавшая смену девчушка. Подошла вплотную, оглядела бесцеремонно.

— Ну ясно, короче! — торжествующе объявила она. — Назюзюкался и влез не в тот автобус! А хорошо они с бумажником… Я аж залюбовалась…

— Билеты кончились?.. — обречённо спросил Влас.

— Да отправлю я тебя, отправлю! Чего переживаешь?

Влас взялся за горячий лоб, сглотнул. Мышление отказывало.

— Поняла, — весело сообщила кассирша. — Сейчас вылечим.

Подхватила под руку — и они куда-то пошли. Шли довольно долго. Пересекли площадь, где на невысоком пьедестале стоял некто бронзовый, слегка позеленевший, в античных доспехах. Из поясняющей надписи в одурманенном мозгу оттиснулись всего два слова: «основатель» и «Македонский». Потом возник скверик с фонтаном. Наконец Влас был усажен за столик в летнем кафе и на удивление быстро обслужен.

— Залпом! — скомандовала девчушка. — И закусывай давай!

Жизнь возвращалась. Целительный ветерок потрагивал лицо, поигрывал листвой вязов. За низкой вычурной оградой пролегала неширокая улица. На противоположной её стороне в разрыве между кронами виднелся треугольный фронтон не то музея, не то театрика. В центре фронтона белел овечий профиль Пушкина, а под ним — две постепенно проясняющиеся строки:

Тьмы низких истин мне дороже
Нас возвышающий обман.

— Ну как? — с пониманием спросила кассирша. — Ожил? Или ещё заказать?

Влас осознал, что ведёт себя неприлично, и, сделав над собой усилие, перенёс взгляд с надписи на свою спасительницу. Мордашка у спасительницы была ничего, обаятельная, хотя и несколько скуластая. Степная.

— Спасибо, достаточно…

— Тебя как зовут?

— Влас. А тебя?

— Арина. Ты закусывай…

Улыбка у неё была — до ушей.

Само по себе воскрешение — никто не спорит — процесс приятный, если бы не одно прискорбное обстоятельство: вместе с жизнью возвращаются и проблемы. Разгромленная квартира, гнев вернувшихся из Пловдива родителей, нелепое бегство в зловещий таинственный Понерополь…

Влас отодвинул пластиковую тарелку и пригорюнился, заново осознавая все свои беды.

Арина вгляделась в его лицо и, полуобернувшись к стойке, вскинула указательный палец:

— Повторить!

Это было мудрое решение. В результате ощущение бытия осталось, а проблемы временно отступили. По крайней мере, домашние.

— Слушай… — Влас оглянулся, понизил голос. — А эта табличка на автовокзале…

Вздёрнула брови:

— Что за табличка? Почему не помню?

— Ну там… за пропаганду правды и добра… ответишь…

— А, эта… Да их у нас двенадцать штук! По числу платформ.

Влас помрачнел.

— А как ответишь?

— Не знаю. Никак, наверное…

— Почему никак?

— А не за что…

Повеяло пропагандой. Но, пожалуй, не той, за которую здесь отвечают. Случившееся внезапно предстало перед Власом во всей своей странности. С какой вообще стати она на него запала, эта Арина? Просто приглянулся? Уродом себя Влас не считал, но после пьянки, драки и тряского сна в автобусе первое впечатление он должен был на неё произвести скорее отталкивающее, нежели привлекательное. Может, служба такая? Может, им по должности положено приезжих обрабатывать? Вот, мол, мы какие хорошие…

Цитата на фронтоне приковывала взгляд.

Тогда другой, прямо противоположный вариант: вдруг они тут все невыездные? А он-то какой-никакой, а иностранец! Да, в этом случае поведение кассирши обретает смысл: быстренько окрутить, пока не перехватили, сменить подданство — и уехать подальше от грозных табличек! Хоть куда! Хоть в Суслов…

— Слушай… — выдавил он. — А эти двое… Ну, убежали которые… Чего они?

Арина засмеялась.

— Правильно убежали. Вовремя.

— А если б не убежали?

— Осалили бы обоих.

Осалили? Неведомый жаргонизм прозвучал настолько жутко, что Влас содрогнулся. Почему-то представилась ему свиная туша, обжигаемая паяльной лампой.

— Как это… — голос упал до шёпота.

— Так! Чтоб клювом не щёлкали.

— Так никто же не щёлкал, — растерянно сказал Влас. — Они ж, наверно, думали, что я нарочно им бумажник подбросил…

— Этот, что ли? — Арина полезла в сумочку и вынула оттуда потёртое изделие из натуральной кожи. Влас в изумлении взялся за карман. Пусто.

— Ничего себе… — пробормотал он, принимая из умелых рук собеседницы своё столь легко движимое имущество. — Как это ты?

— А так вот, — небрежно пояснила она. — Мелкую моторику у нас с детского сада развивают. Нет, конечно, карманная кража, по нашим временам, не профессия, но для общего образования…

— А кассирша — профессия?

Арина уставила на Власа серые дерзкие глаза.

— Да хороший ты мой! — восхитилась она. — Кассирша — это не профессия, это отмазка…

— То есть?

— Ну чтобы обмануть, надо же сначала честным прикинуться! Простой студенткой, простой кассиршей…

— И ты, значит, со мной сейчас прикидываешься?

Совсем рассмешил.

— Ой, не могу! С тобой-то чего прикидываться?

— Ну а вот, допустим, я хочу узнать, кем человек работает…

— Так и спрашивай: какая у тебя отмазка?

— Как же вы тут живёте? — жалобно сказал он.

Пожала плечиком.