— Самое простое — оно же самое сложное: констатировать факты. А факты таковы. Уважаемые создатели нашего чудо-корабля самую малость ошиблись. Да, я согласен, корабль экспериментальный, каждый знал, на что он идет. Полет планировался не столько ради наших с ним восторгов, — Главный планетолог кивнул в сторону Главного геолога, — сколько для отработки в реальных условиях дальнего космоса нового принципа движения — скачков через туннели в пространстве. Я даже согласен не винить кого-то персонально в том, что этот кто-то слегка поторопился и решил, будто корабль полностью испытан и проверен. Все мы где-то и когда-то ошибаемся. Просто чем дело крупнее, тем ошибки значительнее и заметнее… Но суть не в этом, хотя желательно все помнить и все учитывать. Так вот, если уж суждено нам, так сказать, разбрызгнуться фотонами по Вселенной — ну что ж. Работа наша такая — рисковать. Обидно, конечно, что к совершенно неизбежному риску кто-то неизвестный добавил от себя немалую толику риска вполне избегаемого, а значит, ненужного. Но если с чем-то мы ничего не можем поделать, значит, с этим чем-то следует мириться, остальное смешно и нелепо… Теперь еще один факт, который вы тоже знаете не хуже меня: последние тридцать-сорок скачков мы делаем практически наугад, куда вывезет корабль и физика пространства. Флюктуации пространства в этом районе Галактики настолько сильны и не локализуемы, что даже теоретически неопределенность выбора цели далеко выходит за пределы энергетических возможностей корабля. В среднем лишь в трех скачках из пяти мы достигаем намеченной звезды, в остальных же случаях попадаем вообще неизвестно куда. Пусть и в таких непредсказуемых финишах мы особенно далеко не уходим, остаемся в той же ветви Галактики, но что толку! Вспомните-ка сто двадцать шестой скачок. Физики утверждали тогда, что на предельных затратах энергии мы окажемся прямо в окрестностях нашего звездного скопления. А что получилось? Мы вообще выскочили из плоскости галактического экватора, вдобавок ко второй потеряли и третью координату… И что бы ни говорили в Группе планирования курса, с тех пор мы скачем совершенно наугад… А потому оставим все как есть. Пусть будут скачки, а значит, будет работа, будет какая-то надежда для большинства. Не надо нарушать пусть даже неустойчивое, но сложившееся равновесие.
— А в результате?
— Может быть, достигнем цели. Может — так и будем скитаться до самого конца. «Скитальцы по звездам» — звучит, а? Ну, а если… если что, мы просто этого не заметим. Понимаете?
— Вот и скажи это на Совете.
— Завтра Совета не получится.
— Ты думаешь?
— Уверен. Для конструктивных идей слишком мало времени, а для скороспелых решений… мы уже ученые.
Заседание Совета действительно пришлось снова отложить, хотя собрались все. И после долгого дружного молчания из-за стола поднялся Главный химик.
— Чтобы предложить что-то истинно правильное и на самом деле единственно верное, нужно в своих мыслях стать смелыми до безумия. Мы же сейчас заражены безумием другого рода — безумием страха за свои жизни, во-первых, а во-вторых, страха, что нам уже никогда не вернуться домой. И все мы понимаем, что это безумие пессимизма. И все понимаем, что нам сейчас необходимо внутренне, для себя, привыкнуть к мысли, что даже из нашего положения есть выход. Есть! Должен быть!.. Привыкнуть к этому, я понимаю, нелегко, однако надо. Указать путь домой сможет каждый из нас — Химик, Геолог, Биолог, Штурман… а не только, допустим, Физик, Инженер или Капитан — как мы привыкли считать. Думать — вот что я вам предлагаю. Думать и искать. Думать всем, думать так, чтобы стало больно думать! У меня все.
Глава 2
Вечером после Совета неожиданно появился Главный биолог. Он помолчал и сказал без всякой связи:
— Жаль, что корабль не отказал чуть раньше. Всего бы каких-нибудь двадцать шесть скачков назад.
— Что? А-а, — Главный планетолог понимающе кивнул. — Да, помню, неплохая была планетка.
— Знаешь, я почти готов думать, что она была нам послана судьбой. А мы не поняли. Вернее, не готовы были понять.
— Ну-у, ты еще восславь Вышнего и Премудрого, — поморщился Главный планетолог. Его всегда коробили подобные выражения псевдовысокого стиля, особенно в разговорах в своей среде, не на публику.
— Что ты думаешь, и восславлю, если будет надо!.. Только не Вышнего и Премудрого, а случай. Великий и непредсказуемый случай — один из самых главных факторов нашей жизни. — Ты в самом деле жалеешь о той планетке?
— А ты вспомни. Например, восходы и закаты на океане. Или в пустыне. А какие там горы!.. Однажды ночью мне не спалось, а из-за гор выходили оба ее спутника — помнишь? — маленький — серебристый, яркий, и большой — темно-бурый, весь в пятнах и кратерах. Красиво.
— Да-а, там встречались очень неплохие уголки. — Главный планетолог вздохнул, но постарался сделать это незаметно для собеседника. — А ты помнишь ту группу островков в южном полушарии? Очень похоже на наш архипелаг Отдыха.
— Да, только без растений, без животных… А так — идеальная планета, — Главный биолог не скрыл своего вздоха.