Джинны пятой стихии

— «Воры взламывают сундуки, шарят по мешкам и вскрывают шкафы, — продекламировал он нараспев. — Чтобы уберечься от них, надо обвязывать всё верёвками, запирать на замки и засовы. У людей это называется предусмотрительностью… — Раздрай приостановился, помедлил и снова завёл, по-прежнему не открывая глаз: — Но если придёт Большой Вор… — в голосе смотрителя послышался священный трепет, — …он схватит сундук под мышку. Взвалит на спину шкаф. Подхватит мешки и убежит. Опасаясь лишь того, чтобы верёвки и запоры не оказались слабыми. Не развалились по дороге… — Смотритель позволил себе ещё одну паузу и с горечью завершил цитату из неведомого источника: — Оказывается, те, кого называли предусмотрительными, лишь собирали добро для Большого Вора…» — Он вскинул наконец веки и сухо пояснил: — В данном случае — для государства…

— Какая память… — тихонько проговорила Пелагея Кирилловна, зачарованно глядя на мужа.

— А-а… если не платить? Н-ну… налоги… — с запинкой спросил Влас.

Раздрай ответил загадочной улыбкой.

— Это от полиции можно укрыться, — назидательно молвил он. — А от своих не укроешься, нет… Так ведь и этого мало! Потерпевший обязательно даст знать в клептонадзор, будто кража (или там грабёж) были произведены не по понятиям, а то и вовсе непрофессионально… А как он ещё может отомстить? Только так! Дело передаётся из клептонадзора в арбитраж. На вас налагается одна пеня, другая, третья… И прибыль ваша съёживается до смешного — дай бог в убытке не оказаться! Вот и гадай, что выгоднее: честно жить или бесчестно… Впрочем, что же мы всё о грустном? — спохватился он. — Вернёмся к корням, к истокам… К тому же Филиппу Македонскому… Вы не против?

— Нет…

— Тогда послушайте, что пишет Мишель Монтень, — старичок вновь откинулся на стуле, прикрыл глаза и принялся шпарить наизусть: — «Царь Филипп собрал однажды толпу самых дурных и неисправимых людей, каких только смог разыскать, и поселил их в построенном для них городе, которому присвоил соответствующее название — Понерополис». Город негодяев, — любезно перевёл он.

— Не далековато? — усомнился Влас. — Где Македония и где мы…

— Далековато, — согласился смотритель. — Так ведь и Сибирь далековата от Москвы, и Австралия от Лондона… Тем мудрее выглядит поступок Филиппа: если уж отселять, то куда-нибудь в Скифию… Однако я не закончил. «Полагаю, — пишет далее Монтень, — что и они (то есть мы) из самых своих пороков создали политическое объединение, а также целесообразно устроенное и справедливое общество…». Что, собственно, и видим, — торжествующе заключил Раздрай. Смолк, ожидая возражений.

Возражений не последовало.

— А вы думали, Влас, — несколько разочарованно вынужден был добавить он, — у нас тут всё новодел, лагерно-тюремная субкультура?.. Нет, молодой человек, традиции наши, представьте, уходят корнями в античность… Мы просто к ним вернулись…

Трудно сказать, что явилось тому причиной: парадоксальность суждений или же подавляющая эрудиция собеседника, но голова загудела вновь, и Влас почувствовал, что всё-таки без третьей стопки, пожалуй, не обойтись. Оглянулся на бармена. В глаза опять бросились ременчатая сбруя и рукоять пистолета под мышкой. Интересно, почему это все, которые не салочки, прячут оружие, а он напоказ выставляет?

Влас повернулся к Раздраю.

— А вот если я, положим, попробую уйти не расплатившись?

— Будь вы понерополец, — с безупречной вежливостью отозвался тот, — и представься вам такая возможность, вы бы просто обязаны были так поступить…

— А бармен?

— А бармен был бы обязан открыть огонь на поражение.

Сердце оборвалось.

— Что… в самом деле открыл бы? — пробормотал Влас.

— Вряд ли, — успокоил Раздрай. — Понятия у нас соблюдаются примерно так же, как у вас законы. Ну вот подстрелит он вас, не дай бог, — и придётся ему потом доказывать, что с его стороны не было попытки грабежа… Неудачной, обратите внимание, попытки! То есть облагающейся пенями…

— А если не докажет?

— Господи! Кому ж я тут всё рассказывал? Заплатит налог. А налог с уличного грабежа, повторяю, серьёзный. Куда серьёзнее, чем та сумма, на которую вы бы задарма попили-поели…

— А докажет?

— Докажет — тогда всё в порядке, и вы виноваты сами. Но ведь действительно, согласитесь, виноваты…

— Аверкий, — вмешалась Пелагея Кирилловна. — Прости, что прерываю… Сколько времени?

Влас машинально вздёрнул запястье горбиком, однако наручных часов, само собой, не обнаружил. Часы были растоптаны в крошку ещё вчера вечером.

Раздрай выхватил сотовый телефон, взглянул, охнул.

— Через десять минут начнётся… Вот это мы заболтались!

3. Руки