Джип, ноутбук, будущее

Андронову от тягостного осознания самого огромного провала в истории Охранного отделения — да что там, в истории провалов — даже показалось, что проклятый «американец» попросту переоделся в одного из своих охранников и сейчас стоит, смеется над ним. Но нет — лица у всех десяти были абсолютно незнакомыми.

Лазаревич исчез. Не оставив ни следа. Даже запаха серы, хотя бы для приличия.

Глава 48

Скандал получился первостатейный. Шутка ли — собрать цвет российской журналистики, самые, так сказать, сливки, пообещать им встречу с пришельцем из будущего — а потом развести руками и сказать, что сей пришелец таинственным образом исчез из пустого коридора.

Шум стоял такой, как будто Суворин самолично вытащил у каждого приглашенного кошелек, а у некоторых еще и шубы украл. Решить, что объявление о пришельце было всего лишь изощренным розыгрышем — да, ранее издатель в таковых не был замечен, но под старость многие начинают… ээ… чудить — мешали только сопутствующие обстоятельства, в лице агентов охранки, которые определенно не считали произошедшее чьей-то шуткой. Охранка это, знаете ли, такая контора, которая шуток не любит. И, несмотря на это, ее обвели вокруг пальца.

Пришелец из будущего, известный как Руслан Аркадьевич Лазаревич — и уже само это сочетание фамилии, имени и отчества начало многим казаться каким-то нездешним — пропал надежнее, чем швед под Полтавой. От шведа, по крайней мере, остались трофейные знамена и пушки, шпаги и барабаны, королевский кабинет и войсковая казна, треуголка Карла Двенадцатого и семь запорожских перначей… От Лазаревича не осталось буквально ничего.

Глядя, как агенты принялись простукивать стены в коридоре, Суворин понял, что это от безнадежности. А ведь Лазаревич говорил, говорил, что после исчезновения своей семьи он может исчезнуть следом. Но тогда его слова воспринимались как опасение за свою жизнь, сейчас же начинало казаться, что он имел в виду непознанные законы времени, в силу которых любой, провалившийся в прошлое, неминуемо будет возвращен обратно. Возможно, как раз сейчас Лазаревич стоит посреди Санкт-Петербурга двадцать первого века, растерянно озираясь и вызывая недоумение у прохожих своим костюмом столетней давности. Наверное, такое же ощущение возникло бы в современном Петербурге, окажись здесь кто-то, наряженный по моде времен Александра Благословленного…

— Хозяин, — к Суворину робко обратилась служанка, — Господин велел передать…

Она протягивала тяжелый портфель желтой свиной кожи.

— Какой господин? — очнулся старик от своих размышлений.

— Да тот, которого ищут.

Лазаревич?!

Суворин буквально вырвал портфель из рук служанки, с трудом открыт тугой замок, заглянул в нутро…

Пачка бумаги, исписанная, вернее, кхм, испечатанная. Да, Лазаревич что-то говорил о том, что так и не привык к письму пером… Сверху, на бумагах, лежал сложенный вчетверо листок.

Печатные буквы, русский язык, но нет ятей и еров в конце слов, отчего кажется, что писал малограмотный… Но содержание письма никак не вязалось с возможной малограмотностью автора.

«Алексей Сергеевич! Если вы читаете эти строки — значит, я так и не смог встретиться с вами и вашими коллегами и рассказать о том, что нас всех ждет в будущем. С самого утра я чувствую зов грядущего, которое призывает меня обратно, в мое время. Не знаю, как это будет выглядеть, возможно, я исчезну в яркой вспышке света или же просто тихо растаю в воздухе, но я опасаюсь, что до встречи с вами не дотяну, последовав за своей семьей. Однако, как бы то ни было, не считаю себя вправе заставлять вас выглядеть лжецом или пустым шутником перед теми, кого вы позвали, поэтому передаю вам бумаги, в которых изложена история России и мира на ближайшие сто лет. Надеюсь, что эти сведения, особенно те, что рассказывают о грядущих мировых войнах, будут доведены вами до сведения общественности, ибо, по моему глубокому убеждению, каковое я неоднократно вам высказывал, изменить ход истории одному человеку не под силу. Только народ, истинный творец истории, способен на это. Искренне ваш — Р.А. Лазаревич».

И короткая подпись шалашиком.

Суворин растерянно посмотрел на бумаги, которые могли изменить судьбу всего мира, и почувствовал, как его руки задрожали, а сердце, кажется, начало забывать, как биться…

«Куда, проклятое! Ишь чего удумало, останавливаться! Нет, пока все, что должно, не сделаем — умирать нам рано!».

Старик крякнул, защелкнул замки портфеля и шагнул к залу, в котором негодовали журналисты. Конечно, убедить их, что эти бумаги написал не он сам или какой-нибудь сумасшедший — будет сложновато. Без живого пришельца-то. Но, с другой стороны: даже предъяви он публике Лазаревича — что это докажет? Он с виду — обычный человек, рогов на нем не растет, и щупальца тоже отсутствуют. Даже костюм — и тот самый обыкновенный, и борода на модный фасон подстрижена. Так что сам по себе Лазаревич — не доказательство. А вот его устройство…

И сердце Суворина чуть было не остановилось второй раз.

А что, если… Если устройство последовало за своим хозяином? И в ящике стола — ничего нет?