Дживс, вы – гений! Ваша взяла, Дживс! Фамильная честь Вустеров

Такое иногда случается. Годами считаешь человека злодеем и угрозой благу общества и вдруг в один прекрасный день узнаешь, что он совершил порядочный поступок, ну и, конечно, начинаешь прозревать, что есть в нем и что-то доброе. Так случилось и с Глоссопом. С тех пор как наши пути пересеклись, ох и натерпелся же я от него. В человеческом зверинце, который Судьбе было угодно собрать вокруг Бертрама Вустера, он всегда занимал одно из первых мест среди наиболее кровожадных хищников – многие беспристрастные судьи даже склонны считать, что в соперничестве с этой чумой двадцатого века, моей теткой Агатой, пальма первенства принадлежит ему. Но сейчас, обдумывая его давешний поступок, я, чего греха таить, почувствовал, что мое отношение к нему явно смягчается.

Человек, способный выпороть недоросля Сибери, не может состоять из одних пороков. Среди окалины и шлаков наверняка есть блестка благородного металла. Я до того расчувствовался, что даже решил: если когда-нибудь выпутаюсь из этой передряги и снова смогу делать что хочу, надо будет найти его и постараться с ним подружиться. Даже представил себе приятный совместный завтрак, мы сидим за столиком друг против друга, пьем выдержанное сухое вино и болтаем, как старые приятели, и тут вдруг оказалось, что я уже на ближних подступах к вдовьему флигелю.

Богадельня, она же вдовохранилище опочивших лордов Чаффнелов, представляет собой средних размеров дом, окруженный, если говорить языком рекламных объявлений, великолепным просторным парком. Вы входите в парк через калитку в живой изгороди и шагаете дальше к крыльцу по усыпанной гравием дорожке, – это, конечно, если вы решили войти через парадный вход, а не влезть в кухонное окно – тогда надо красться по травяному бордюру и неслышно перебегать от дерева к дереву.

Именно так я и поступил, хотя при поверхностном осмотре никакой необходимости в этом не было. Дом выглядел необитаемым. Но ведь я осмотрел только фасад, и если приглядывающий за флигелем садовник, вопреки своему обыкновению, не сидит сейчас в деревенском трактире со стаканчиком виски, а все еще находится дома, он, конечно, должен быть в кухне. Туда-то я и направился, стараясь не ступать, а ползти по-змеиному.

Не скажу, чтобы я был в восторге от того, что мне предстояло. Дживс давеча так бодро – я бы даже сказал, лихо – обещал, что я с легкостью проникну в дом и расположусь там на ночь, дескать, что может быть проще, а я на собственном горьком опыте убедился, что роль взломщика не для меня, затея непременно сорвется. В жизни не забуду ту историю, когда Бинго Литтл подбил меня влезть в его дом и стащить валик фонографа с тошнотворно слащавой статьей, которую написала о нем известная дамская писательница и его благоверная, Рози М., в девичестве Рози М. Бэнкс, для журнала моей тети Далии «Будуар элегантной дамы». Возможно, вы помните, что в этом эпизоде приняли участие китайские мопсы, горничные и полицейские, я натерпелся страху, и сейчас никак не хотел, чтобы повторилось что-то хоть отдаленно подобное.

И потому я с большой осторожностью обогнул дом, а увидев, что кухонная дверь приоткрыта – это первое, что бросилось мне в глаза, – я не рванул к ней с той прытью, какую проявил бы год или полтора назад, когда жизнь еще не превратила меня в мрачного, подозрительного мизантропа, о нет: я замер на месте и стал опасливо вглядываться. Может быть, зря я так насторожился. А может быть, и совсем не зря. Поживем – увидим.

И как же я похвалил себя за осмотрительность, когда через минуту вдруг услышал, что в доме кто-то насвистывает, и понял, что этот свист означает. Он означал, что садовник, вместо того чтобы отправиться в «Герб Чаффнеллов» пропустить стаканчик, решил остаться дома и провести вечерок в тихом обществе любимых книг. Верь после этого агентурным сведениям Дживса.

Я уполз в тень, как леопард, кипя обидой. Дживс не имеет права утверждать, что люди в такое-то время уходят в деревню посидеть в кабачке, когда они на самом деле и не думают никуда уходить.

Вдруг произошло нечто совершенно неожиданное, события предстали совсем в ином свете, и я понял, как был несправедлив к честному малому. Свист прекратился, кто-то громко икнул, потом в доме запели «Веди нас, благодатный свет».

Во вдовьем флигеле жил не только садовник, там скрывался краса и гордость Москвы, этот гнусный подонок Бринкли.

Так, надо все хорошенько обдумать, спокойно и не спеша.