Но, слава богу, когда мы стали вставать из-за стола, Филлис сказала, что ей надо пойти к себе, чтобы перепечатать речь ее папочки, и я почувствовал некоторое облегчение. Я думаю, что даже у нью-йоркского плейбоя, что вечно волочится за блондинками, вряд ли хватит наглости зайти к девушке в комнату. Уразумев, что на настоящий момент ничего конструктивного в этом направлении он сделать не может, Вилли прогундосил, что пойдет пожалуй погуляет с Поппетом. Очевидно выгуливание собак вообще было его методом заглушения тоски, ну, и конечно, не лишенная приятности вещь для самой собачки. Так что эти двое устремились вдаль: такса резвилась, у Вилли сии симптомы отсутствовали, зато он размахивал палкой на ходу и был зол как собака. Вскоре они оба растаяли в дымке горизонта.
Я между тем подумал, что, наверное стоит поискать на полках тетушки Далии какую-нибудь книжку Мамаши Крим: что я и сделал, а потом уселся в плетеное кресло, вынесенное на травку. Я несомненно остался бы под большим впечатлением от книги, ибо Кримша несомненно была талантливой авторшей, если бы полуденная жара не сморила меня в середине Главы Второй.
Пробудившись через некоторое время и прислушавшись к себе, не сплела ли дрема паутину успокоения, я не заметил никакой паутины, зато мне сказали, что меня к телефону. Я поспешил к таковому, и услышал, как в трубке раскатом грома прогремел голос тетушки.
-- Берти?
-- Да, Бертрам это я.
-- Почему ты так долго не подходил? Я проторчала у телефона битый Шрузбергский час (6)
.-- Простите, тетушка, я летел на крыльях, просто полет начинался аж с самой лужайки.
-- Небось дрыхнешь после ленча?
-- Да, на некоторое время мои вежды действительно сомкнулись.
-- Ты опять слишком много ешь.
-- По-моему, в это время дня обычно принято немного подкрепиться, -сказал я довольно холодно. -- Но как себя чувствует мой брат Бонзо?
-- Ничего.
-- Что с ним?
-- Корь, но кризис уже миновал. Слушай, почему такая паника, зачем ты просил, чтобы я тебе позвонила? Неужели ты просто хотел услышать голос своей тетушки?
-- Я всегда рад слышать голос тетушки, но на этот раз по более обстоятельной причине. Мне показалось, что тебя надо предупредить о том, что здесь у нас назревают нехорошие события.
-- Что назревает?
-- Мамаша Крим начинает заводиться, у нее появляются некоторые подозрения.
-- Подозрения насчет чего?
-- Насчет Попа Глоссопа. Ей не нравится его физиономия.
-- Ну знаешь, ее физиономия тоже не очень-то.
-- Но она предполагает, что он не настоящий дворецкий.
Звук, раздавшийся из трубки, забарабанил в мои барабанные перепонки, из чего я сделал вывод, что тетушка Далия задорно смеется.
-- Ну и пусть себе предполагает.
-- И ты совсем не обеспокоена?
-- Ничуть. Ну что она может поделать? Так или иначе, Глоссоп проживет у нас не меньше недели. Он сказал, что этого времени ему должно хватить, чтобы разобраться с психикой Уилберта. Так что Адела Крим меня мало заботит.
-- Не знаю, не знаю, но я бы сказал, что она представляет для нас некоторую опасность.
-- Она вообще из себя ничего не представляет. Ну, что там у тебя еще?
-- Да еще эта эпопея "Уилберт Крим плюс Филлис Милз".
-- Ну вот, это уже гораздо интереснее. Бобби Уикам сказала тебе, что ты должен прилипнуть к Уилберту как...
-- ...как брат родной?
-- ...я бы сказала как банный лист, но как тебе будет удобней. Бобби объяснила тебе ситуацию?
-- Объяснила, теперь я бы хотел кое-что провентилировать с тобой.
-- Что сделать?
-- Провентилировать.
-- Ну давай, вентилируй.
Оценив ситуацию со свойственной Вустерам прозорливостью, я начал выкладывать свой взгляд на происходящее.
-- Дорогая моя старушка, -- начал я. -- Вот идем мы по жизни, и разве мы не должны попытаться понять ближнего, в данном случае Уилберта Крима? Попытаемся встать на его место и представить, каково ему, когда мы за ним все время ходим. Он же тебе не Мэри.
-- Что ты сказал?
-- Я говорю, он же не Мэри. Это Мэри нравилось, когда за нею ходят вслед.
-- Берти, ты пьян.
-- Ничего подобного.
-- Скажи: Британская конституция.
Я повторил.
-- А теперь скажи: "Она ракушки продает на побережье"
Я вторил эхом.
-- Странно, ты действительно не пьян. Тогда причем тут какая-то Мэри. Как ее фамилия?
-- Разве у нее была фамилия? Насколько я помню, "...у Мэри был барашек, белый словно снег. "Я в школу" , -- Мэри скажет, а он за нею вслед." Я бы конечно не сказал, что я пушистый словно снег, но то, что я хожу за ним вслед, это точно. Но поскольку ему это явно не нравится, я боюсь, как бы концовка не получилась из другого стихотворения, когда остались от Вустера рожки да ножки.
-- Он тебе говорил это?
-- Еще нет. Но его взгляд красноречив.
-- Это не страшно. Он не посмеет, это будет оскорблением против меня.
-- Но разве ты не видишь, что может произойти нечто нехорошее. Уилберт начнет переходить от слов к делу, и в один прекрасный день просто заедет мне кулаком, тогда я заеду ему своим, а ты ведь знаешь, что Вустеры ничего не делают наполовину.
Тетушка возмущенно загремела: