Джо Стил

Удерживаясь там, они не давали япошкам использовать прекрасную гавань Манилы. И, если бы всё пошло по плану, они бы держались, пока Тихоокеанский флот несся бы во весь опор с Гавайев, чтобы встретиться с японским флотом в морском сражении, по сравнению с которым, Ютландский бой^[159] будет выглядеть сражением игрушечных лодочек в ванне.

Но всё шло не по плану. Тихоокеанский флот уже не придёт. Слишком большая его часть лежала на дне бухты Перл-Харбора. Солдаты, что удерживали Батаанский полуостров, по-прежнему, не отдавали Японии гавань Манилы. Но на помощь им никто не придёт. Рано или поздно им придётся выбросить полотенце^[160].

Тем временем, что американцы, что филиппинцы сражались отважно. Они удерживали японцев неделю за неделей, месяц за месяцем. Они взяли прозвище, которое носили с некоей извращённой гордостью — Боевые Ублюдки Батаана. Один репортёр написал про них лимерик, один из немногих, что был составлен как надо^[161]:

Мы — боевые ублюдки Батаана

Нет дяди Сэма и папани с мамой

Ни тёти, дяди, брата иль родни

Без лекарей, без самолётов и без пушек

И всем на нас насрать!

Последняя строка, как хорошо знал Чарли, являлась неправдой. Джо Стилу не было насрать ни на тех, кто сражается на Филиппинах, ни на то, что могла означать потеря островов. Однако существовала разница между "не насрать" и возможностью что-то реально по этому поводу сделать.

Эта разница была подкреплена, когда в середине февраля англичане сдали япошкам Сингапур. Желание держаться — это одно. Возможность держаться — это уже другое. Джо Стил принялся заваливать Дугласа МакАртура сообщениями, убеждая того покинуть Батаан и вернуться в Вашингтон для консультаций по поводу его дальнейшего назначения.

Чарли полировал и сглаживал речи президента настолько, насколько мог. Джо Стил злился на далёкого генерала, и это было заметно по всему, что выходило из-под его пера. Несмотря на все сглаживания, МакАртур уклонялся от ответа. Одно из его сообщений гласило: "Я бы хотел разделить судьбу гарнизона. Я знаком с ситуацией на Филиппинах, если для выполнения столь тонкой операции не будет выбран подходящий момент, всё может, внезапно, пойти прахом"^[162].

— Он не хочет возвращаться, — сказал Чарли Лазару Кагану после прочтения этого сообщения.

Каган взглянул на него, как всегда, не выражая никаких эмоций.

— А вы бы вернулись?

Чарли вспомнил о судьбе Шорта и Киммела и принуждённо помотал головой.

Наконец, Джо Стил перестал размениваться на мелочи и приказал МакАртуру покинуть Батаан, отправиться в Австралию, а из Австралии, как можно скорее, ехать в Вашингтон. МакАртур продолжал колебаться. Джо Стил приказал Джорджу Маршаллу телеграфировать американскому командующему на Филиппинах с напоминанием о том, что отказ от выполнения приказа приводит к трибуналу.

Эта уловка сработала. На торпедном катере МакАртура, его семью и прихлебателей вывезли с полуострова на остров Минданао, который также находился в процессе сдачи япошкам. Из Австралии прилетели три "В-17", которые сели на грунтовой полосе, чтобы забрать генерала и его товарищей в безопасное место.

Объездными путями МакАртура доставили в Гонолулу. Прежде чем улететь в Сан-Диего, он бросил венок в маслянистые воды Перл-Харбора. В Сан-Диего солдаты, матросы, морпехи и гражданские встретили его, как героя, и посадили на поезд через всю страну. Он выступал с речами на доброй половине станций, через которые проезжал, ведя себя, скорее, как политик, нежели как военный.

К тому моменту, когда он добрался до Вашингтона, уже вовсю правила весна. Когда поезд прибыл, Чарли находился на Юнион-Стейшн, вместе с Винсом Скрябиным и Стасом Микояном.

Вместе с ними на перроне стоял взвод солдат. Вокруг не было ни обычных горожан, ни журналистов.

— Надеюсь, всё пройдёт не совсем плохо, — сказал Чарли Микояну, когда поезд остановился.

— Я тоже, — ответил армянин. — Но всё будет именно так.

Скрябин отмахнулся от этих переживаний.

— Он не получит ничего, чего не заслуживал бы, — произнёс Молоток.

Как и Джо Стил, он никогда не терзался сомнениями на виду у всех.

Открылась дверь пульмановского вагона. Цветной носильщик поставил лестницу с тремя деревянными ступенями, дабы облегчить спуск с вагона на перрон. Затем негр отступил в сторону и в металлическом дверном проёме появился Дуглас МакАртур.

Он был высокий худой и приметный. Мундир свободно висел на нём. Судя по тому, как он огляделся, он ожидал, как минимум, духовой оркестр, и, возможно, парадной процессии, осыпаемой ленточками. Когда он заметил, что ничего этого не получит, в уголке его рта дёрнулась трубка. Он осмотрел солдат. Они не целились в него, однако, было заметно, что готовы были сделать это в любую секунду.

— Это что, по-вашему, комитет по встрече? — спросил он, в голосе его явно звучало нежелание слышать ответ.

Из строя вышел молодой щеголеватый капитан.

— Вы — Дуглас МакАртур? — официальным тоном спросил он.

Он не обратился к МакАртуру по званию. Он не добавил "сэр". Не отсалютовал.

— Ты ж знаешь, кто я, сынок, — грубо бросил МакАртур. — А ты кто такой нахер?