Джо Стил

Он устал от бесцветной и безвкусной речи Джо Стила и его калифорнийских подручных. У Вышински был говор жителя большого города, отличавшийся от его собственного, но это хотя бы был говор жителя большого города.

— Итак, Салливан, что там у вас? — спросил Джо Стил, когда Чарли вошёл.

Он передал ему напечатанный абзац. Президент нацепил на переносицу очки для чтения.

— Красный занавес… — Чтобы произнести эту фразу, ему пришлось переместить трубку в угол рта. Затем он пыхнул, пробуя слова на вкус, словно табак. Он провёл ладонью по волосам. Они оставались густыми, хоть и совсем поседевшими. — Красный занавес… — Он снова кивнул, на этот раз всерьёз. — Так или иначе, своё жалование вы отрабатываете, не так ли?

— Я стараюсь, господин президент, — сказал Чарли.

Небрежный и оскорбительный Джо Стил ничем не отличался от дружелюбного Джо Стила.

О Красном занавесе писали все газеты Соединённых Штатов, когда президент употребил эту фразу в своей речи против России. Чарли больше гордился бы этим, если бы газеты не имели привычку цитировать и превозносить до небес всё, что говорил Джо Стил. Когда фразу подхватили в Канаде, Британии и даже одна газета в Новой Зеландии, он и в самом деле начал считать, что в тот день отработал своё жалование.

* * *

Дж. Эдгар Гувер арестовал шпионов в военном министерстве, в госдепартаменте и даже в министерстве внутренних дел. Он заявил, что эти люди готовились продать Америку Льву Троцкому. Он так выпячивал челюсть, будто вызывал кого угодно по всему миру обвинить себя во лжи.

Энди Вышински молотил по кафедре, когда вещал на пресс-конференции всему миру — по крайней мере, репортёрам, большинство из которых были американцами — какую же свору негодяев схватили сотрудники по обвинению в шпионаже на Льва Троцкого.

— Они хотят затащить Соединённые Штаты за Красный занавес! — яростно вопил он. — Они уже немало стран туда затащили, и ни одна из них ещё не освободилась оттуда!

— Ай! — воскликнул Чарли, когда тем же вечером слушал тираду Вышински по радио. — Я не это имел в виду!

— И, что? — спросила Эсфирь. — Люди что-то берут, и вкладывают туда тот смысл, какой хотят они, а не тот, какой хочешь ты.

— Мне не рассказывай! — печально произнёс Чарли.

Он гордился тем, что Джо Стил назвал ту часть мира, которая управлялась из Москвы, Красным занавесом. Ещё больше он гордился тем, что эту фразу употребляли везде, где говорили по-английски.

Когда же Энди Вышински использовал эту фразу так, как использовал… Чарли больше огорчился бы, только если увидел бы надпись "Красный занавес" на стене в уборной, или в качестве названия борделя. С другой стороны, может, и не огорчился бы.

Хотелось выпить. Немного бурбона избавит от противного привкуса во рту, оставленного генеральным прокурором. Он напряг мышцы бёдер, чтобы подняться с дивана и пройти на кухню. Но он тут же их расслабил. Чарли старался быть хорошим мальчиком и не хвататься за бутылку виски, как только возникнет желание. Действовало не всегда, но время от времени срабатывало. С тех пор как Эсфирь попросила его, он стал пить меньше.

Этим вечером сработало. Вместо выпивки он взял сигарету. Эсфирь улыбнулась ему. Возможно, она знала, чего ему хотелось. На данный момент они вместе уже прожили немало времени. Вероятность того, что она понимала его лучше, чем он сам понимал себя, была выше.

В гостиную вошла Сара. Увидев, как скучные родители слушают старые скучные новости, она состроила гримасу. К своим десяти годам она была убеждена, что они отстали от времени, как неандертальцы или Республиканская партия. Какой она будет, когда в 1956 году закончит старшую школу! — Чарли вздрогнул от этой мысли.

— Помогите мне, пожалуйста, кто-нибудь с домашкой по арифметике! — сказала она.

По её убеждению, новости существовали для того, чтобы мешать делать то, что нужно ей. Из неё вышла бы неплохая кошка.

— Что делаешь? — спросил Чарли.

— Деление столбиком. С десятичными дробями, а не с остатками. — Судя по тону сказанного, всё это находилось где-то между китайской пыткой водой и Калькуттской чёрной ямой^[204], когда речь шла о степени бесчеловечного отношения к ученикам.

— Что ж, идём за кухонный стол и посмотрим. — Чарли нашёл ещё одну причину радоваться тому, что не взялся за бурбон. С делением столбиком выпивка не помогла бы ему с делением столбиком, даже с остатками.

На трезвую голову ему не потребовалось много времени, чтобы понять, из-за чего у Сары возникли сложности. Она умножила семь на шесть и получила сорок девять.

— Ой! — воскликнула она. — Так, в этом всё дело?

Она схватила лист бумаги и убежала доделывать работу самостоятельно.

— А ты быстрый, Эйнштейн, — сказала Эсфирь, когда Чарли вернулся.

— Я не Эйнштейн, — ответил на это Чарли. — Я пока ещё дышу.