Джо Стил

Даже, когда он говорил о чём-то другом, он не мог не вставить шпильку-другую в адрес консерваторов, которых после выборов не удалось вышвырнуть из Вашингтона. Что бы вы ни делали, оказаться в его противниках, вам не захочется.

— Однако этих девятерых старых дурней в чёрных мантиях, что засели в своей затхлой каморке и посмели остановить народный прогресс, никто не избирал, — прорычал Джо Стил. — Зачем они так поступают? Чего они могут желать? Они наносят ущерб стране. Они вредят стране. Как может верный американец утверждать, что законы, призванные восстановить страну идут вопреки конституции? С теми, кто так поступает, творится что-то не то, что-то чудовищно неправильное. Я не знаю, что именно, но я вам так скажу — я это выясню.

Какое-то время он ещё продолжал говорить, раз за разом нанося удары по одним и тем же целям. Когда он отключился, голос ведущего звучал несколько ошеломлённо, и он с явным облегчением наполнил радиоволны музыкой джаз-бенда.

Чарли и Эсфирь уставились друг на друга.

— Ого, — произнёс Чарли.

— Точно — ого, — сказала Эсфирь. — Ещё можно понять, зачем он нападал на конгрессменов, которые блокировали его законы. Но в чём смысл такой атаки на Верховный суд?

— Не знаю, — ответил Чарли. — Джо Стил сам сказал — их не выбирали. Если люди станут писать им гневные письма, думаешь, им будет до них какое-то дело? Скорее всего, нет. Единственный способ для судей покинуть свою должность — это ногами вперёд. Как только они туда попадут, то останутся там надолго. И вся страна застрянет вместе с ними.

— Им можно, как это там, вынести импичмент, — сказала Эсфирь. Но даже она сама не очень-то верила, что подобное может произойти.

Равно как и Чарли.

— Чтобы снять кого-то из них с должности, нужно буквально поймать его за получением взятки на лужайке у дома. Верховные судьи ничем подобным не занимаются, и Джо Стил об этом знает. Это политика, вот и всё. Нельзя кому-то вынести импичмент, руководствуясь лишь политическими соображениями.

— Эндрю Джонсон^[52], - сказала Эсфирь. — Я помню об этом со школьного курса истории.

— Ага. Только из кабинета его так и не выкинули, хоть тогда у них в Конгрессе было такое же большинство, как у Джо Стила.

— Возможно, Джо Стил считает, что, если судьи увидят, сколько народу не может их терпеть, они начнут иначе смотреть на конституцию, — сказала Эсфирь.

— Возможно, так и есть. Это самое разумное, до чего я вообще смог додуматься, я так скажу, — произнёс Чарли. — Но это может и по нему ударить. Судьи способны упереться рогами и отменить все его законы лишь потому, что это — его законы. У него есть гордость, но и у них тоже.

— Мы можем лишь попытаться не попасть под эти шестеренки, когда они закрутятся, — сказала Эсфирь.

— Нет, я могу сделать кое-что ещё, — сказал Чарли.

— Например?

— Поговорить с ребятами из Белого Дома и выяснить, что на уме у Джо Стила. Когда я был там в последний раз, Скрябин ничего не знал, ну или, не стал высказываться. У него самое непроницаемое лицо из тех, что ты когда-либо видела. Но я посмотрю, что можно вытянуть из Микояна и Кагана. Микоян мог бы стать славным малым, если бы постоянно не перестраховывался.

— Это будет завтра, — лукаво произнесла Эсфирь. — А что ты намерен делать этим вечером?

— Девчонка набралась смелости, — сказал Чарли. — Полагаю, я что-нибудь придумаю.

И он придумал.

Следующим утром в Белом Доме ему не так повезло. Когда Чарли входил, тот следователь из министерства юстиции по фамилии Гувер, уже выходил. По пути Гувер улыбнулся ему. Если бы Чарли был ребенком, он бы на год постарел от страха с этой улыбки. У Гувера было такое лицо, выражение которого не менялось, ни когда он был спокоен, ни когда гневался. Когда он улыбался, хотелось бежать, сломя голову.

Чарли высказал эту мысль Микояну. Тот рассмеялся. В Микояне ничего пугающего не было; это был красивый смуглый мужчина с длинным носом.

— Мы с Гувером работаем не из-за его красивой внешности, — сказал Стас.

— А зачем вы тогда с ним работаете? — Если он давал Чарли возможность, тот ею пользовался.

— Потому что это человек, который может решить вопросы, — ответил Микоян.

— Что это значит?

— То, что было сказано, — шутливо произнёс Стас и уклонился от дальнейших расспросов.

VI

Время всё шло, шло и шло. После речи Джо Стила у газет началась страдная пора. Издания раскололись пополам, одни поддерживали его, а другие обзывали недо-Гитлером и недо-Троцким. Это развеселило Чарли.

— Я понимаю, если бы его называли либо одним, либо другим, но обоими сразу? — обратился он к Эсфири. — Если он и то и другое, значит, он где-то между ними. Как по мне, вполне неплохое место.

— Ну, трудно быть левее Троцкого и правее Гитлера, — ответила жена, что было правдой. Затем она продолжила: — Впрочем, они оба — диктаторы, какой бы флаг над ними ни развевался — красный или со свастикой. Мне кажется, именно это и имеют в виду редакционные авторы, или, по крайней мере, намекают на это.

— Хех, — задумчиво хмыкнул Чарли. Он взглянул на жену под необычным углом — без малейшего намёка на вожделение.