Чарли и Эсфирь завели разговор о детях. Чарли был убеждён, что пользоваться резинками — грех. Это его не останавливало; зато было в чём исповедоваться. В церковь он ходил не так часто, как хотелось бы его матери. Если бы он ходил туда так регулярно, как хотелось Бриджит Салливан, на другие дела у него не осталось бы времени.
Лето было сезоном, скудным на новости. Японцы откусили немалый кусок от Китая, но кого увлечёт убийство одних узкоглазых другими узкоглазыми? В Америке уж точно никого. Гитлер орал на Австрию, а ещё на Чехословакию, за то, как в Судетах обращались с местными немцами, но кто по эту сторону Атлантики знал, и кому было дело, где эти Судеты, если только оттуда не была родом ваша бабуля?
А потом рано утром зазвонил телефон Чарли, настолько рано, что звонок застал его за кофе и тремя хорошими, ну или выше среднего, яйцами от Эсфири. Эсфирь тоже оделась для работы — она управляла стадом идиотов, учившихся на дегенератов, по крайней мере, с её слов.
— Что за нафиг? — сказал Чарли. Либо в мире что-то не так, либо ошиблись номером. Угрюмо надеясь, что ошиблись, он снял трубку и пролаял: — Салливан.
— Здравствуйте, Салливан. Стас Микоян. — Нет, не ошиблись. — Если в десять часов утра появитесь около здания министерства юстиции, то увидите кое-что, достойное статьи.
— Да, ну? Где-то конкретно, или там везде? — ответил Чарли, лишь с долей шутки.
Штаб министерства юстиции вырос на Пенсильвания-авеню, в полудюжине кварталов от Белого Дома, в начале президентского срока Джо Стила. Здание было гигантским. Если бы птицы склевали все крошки, что вы рассыпали по пути, обратной дороги из него вы бы не нашли.
— Отправляйтесь в выставочный центр ГБР, кабинет 5633, - сказал Микоян. — Я слышал, мистер Гувер желает кое-что выставить.
— Типа, чего?
— То, о чём стоит рассказать, — ответил армянин и повесил трубку.
Чарли выругался и ударил своей трубкой о рычаг. Эсфирь охнула и рассмеялась одновременно.
— Что случилось? — спросила она.
Чарли рассказал, закончив фразой:
— Он знает, что я должен явиться, жалкий как-его-там. Скорее всего, там окажется какой-нибудь самогонщик из Калифорнии, или свинокрад из Оклахомы.
— Ну, времени, чтобы позавтракать тебе хватит, — сказала Эсфирь.
Само собой, Чарли отправился к министерству юстиции, выпив достаточно кофе, чтобы веки не смыкались. Он совсем не удивился, когда по пути в кабинет 5633 столкнулся с Луи Паппасом.
— Кто тебя выдернул? — спросил он.
— Кто-то из Белого Дома позвонил в "АП", — ответил фотограф. — Значит, что-то будет и им нужны снимки.
Сверившись с часами, Чарли произнёс:
— Чем бы это ни было, узнаем через пятнадцать минут.
— Зашибись. — Если Луи и был возбуждён, держался он неплохо.
По сравнению с ним, Дж. Эдгар Гувер выглядел настолько бодро, насколько может выглядеть коренастый мужчина. Он поглядывал на собственные часы, стремясь начать секунда в секунду. То ли его часы отставали, то ли часы Чарли спешили, но начал Гувер в 10:02 по часовому поясу Чарли.
— Причина, по которой мы вас, ребятки, собрали, — обратился Гувер к репортёрам, ерзавшим на складных стульях — заключается в том, что ГБР желает объявить о крупнейшей и наиважнейшей серии арестов в американской истории. — Он указал на группу мужчин с "Томми-ганами". Насколько Чарли мог судить, Гувер любил отдавать приказы вооружённым людям.
Его подручные вывели десять-двенадцать человек среднего возраста и старше. Трое носили тёмно-синюю одежду, остальные были одеты в хаки. Эта одежда, видимо, являлась формой, однако никаких знаков различия, украшений или эмблем на ней не было.
— Это, — зловещим тоном произнёс Гувер, — кое-какие высокопоставленные генералы армии США и адмиралы военно-морского флота. Их мы арестовали прошедшей ночью и этим утром. Обвинение — измена, а именно, сговор с иностранной державой с целью убийства президента Соединённых Штатов. В ближайшее время мы ожидаем продолжения арестов среди военных. Обвиняемые предстанут перед военным трибуналом. Наказание за данное обвинение — смертная казнь.
— Это как-то связано с капитаном Саутом? — спросил Чарли.
— Именно, — произнёс Дж. Эдгар Гувер, пока Луи и остальные фотографы снимали опальных офицеров. Другие репортёры начали выкрикивать вопросы. Гувер поднял отлично наманикюренную кисть. — В данный момент я больше ничего не желаю комментировать. Я бы сказал, что аресты сами за себя говорят. Мне совсем не хотелось приводить вас сюда по столь неприятному и позорному поводу, но страна должна это увидеть.
— Как-то весело вы этого не хотите, — пробормотал Луи уголком рта. — Вы отлично проводите время.
Гувер снова сделал жест своим бойцам. Те отконвоировали генералов и адмиралов из большой комнаты обратно туда, где они содержались. Журналисты побежали к телефонам. Если бы кто-нибудь засёк время, рекорд в спринте Джесси Оуэнса[115]
, поставленный годом ранее в Берлине, не удержался бы.