Джо Варвар и Чвокая Шмарь

– Скорее всего, – сказала она. – Он же голоден, как волк, после такого длительного перелета! Так что слегка поджаренный волшебник послужит ему отличным ужином…

– Не говори так, Вероника! – слабо сопротивлялся Джо.

– Хотя он, возможно, настолько голоден, что сожрет его и сырым…

– Вероника! Заткнись!

Вероника обиженно пожала плечами:

– Ты же сам просил рассказать!

– Да, но… Ой, я падаю!..

– Прости! – донесся до них голос Норберта, которого в очередной раз занесло на дороге. – Такие ужасные рытвины!

– Не извиняйся, Норберт, – сказал Джо. – Ты и так на редкость умело управляешься с этими чертовыми сапогами! Я думаю, мы мгновенно туда домчимся. – Он гневно посмотрел на попугаиху. – Вот мы с Норбертом, например, от Рэндальфа не отказались! А ты, Вероника, его лучший друг…

– Я просто считаю, что всегда следует готовиться к худшему, – спокойно молвила Вероника.

Норберт издал сдавленное рыдание.

– Ты только зря Норберта расстраиваешь! – укоризненно сказал Веронике Джо. Сам он старался вести себя по возможности бодро. – Ты лучше помолчи и перестань говорить о том, насколько безнадежен наш план. Тогда я, может быть, сумею сосредоточиться и придумать что-нибудь получше…

– В общем-то ты прав, – погрустнела Вероника. – Прости меня! Но скажи, как именно ты собираешься сразить проклятого дракона?

– СРАЗИТЬ? – переспросил Джо и поскреб в затылке. – Я рассчитываю на то, что мы с ним сумеем ДОГОВОРИТЬСЯ. Заключить сделку. Или обмен. Мне кажется, я сумею привести разумные доводы, и…

– Разумные доводы? Дракону? Не смеши меня! Уверяю тебя, если Рэндальфу не удастся улизнуть – а это и есть наипервейшее условие его спасения, – он пропал! Дракон только раз дохнет, и наш дорогой волшебник превратится в головешку!

И, заглушая шум крылатых сапог Норберта, до них донесся отдаленный рев.

– Слышал? – спросила Вероника.

– Что? – не понял Норберт.

А Джо, помрачнев, заторопил людоеда:

– Быстрей, Норберт! Быстрей!

* * *

Чайная ложка, то падая в глубокие, как ямы, следы Норберта, то бодро подскакивая по относительно ровной поверхности, давно уже покрылась пылью, совершенно утратив свой былой блеск; особенно сильно пыль въелась в прихотливый узор на ручке.

На одном из относительно ровных участков дороги ложечка, склонив черпачок набок, внимательно прислушалась и далеко впереди услышала под землей злобный драконий рев, эхом разносившийся по холмистой местности; рев этот заставил ложечку задрожать до самого кончика изящной ручки.

Те, за кем она следовала – людоед, попутаиха, юный герой и его пес, – успели за эти несколько минут уйти далеко вперед и с каждой минутой все больше удалялись от нее. Так что ложечка с тихим вздохом снова пустилась в путь, позвякивая на каменистой тропе и торопясь изо всех сил.

* * *

А внутри пещеры тот рев, который слышала ложечка, звучал несоизмеримо громче. Кухонная утварь вновь принялась исполнять свою невероятную музыку.

Оркестранты разместились на неровном полу пещеры и камнях разной вышины, покачиваясь, позвякивая и побрякивая, а дракон, и сам производя огромное количество совершенно ненужного шума, носился вокруг своих сокровищ.

Посуда не сдавалась. Ложки стучали. Ножи вжикали. Один раз дракон могучей стопой чуть не превратил в лепешку целый набор десертных вилок, и лишь быстрая реакция щипцов для сахара и успешно выставленная ими в качестве щита крышка от соусника спасли изящные вилочки от неизбежной гибели.

Рэндальф в ужасе наблюдал за тем, что творится в пещере, скрючившись за откатившимся к стене валуном. А дракон, похоже, сам себя подстегивал и все больше ярился. «Странно, – дрожа от страха, думал Рэндальф, – как это я вообще до сих пор жив?»

Он помнил, как вошел в пресловутый Павильон Очарования, но тот вдруг рухнул, а сам он, Рэндальф, оказался связанным по рукам и ногам, и при этом ножи, вилки и прочие весьма острые предметы кололи и резали его бедное тело; а уж потом огромный коготь прорвал ткань мешка (в который превратился шатер) и разрезал стягивавшую его веревку – скользнув, надо отметить, чрезвычайно близко от горла волшебника.

Рэндальфа даже передернуло при воспоминании об этом когте.

Разумеется, он сразу понял, что попал в лапы дракона – по звуку драконьего рева, запаху гари и тошнотворному ощущению полета. Да и крики толпы он слышал: «Это дракон! Дракон! Спасайтесь!» Однако ничто не могло бы подготовить его к реальному столкновению с тем ревущим чудовищем, которое, гневно топая когтистыми лапами, воздвиглось перед ним, когда он вместе с ложками и вилками выкатился из парусинового мешка, некогда бывшего Павильоном Розовых Лепестков.

Дракон был поистине огромен. Невероятно огромен! Каждая сверкавшая чешуя вполне могла заменить обеденную тарелку, а когти напоминали длинные изогнутые мечи; в каждую его дымящуюся ноздрю легко вошла бы голова волшебника вместе с остроконечной шляпой и плечами.