Джоаккино Россини. Принц музыки

Месяц спустя (26 апреля 1866 года) Россини снова обращается к Ферруччи: «Я получил твое очень дорогое мне письмо 18-го числа этого месяца с письмом для папы. Если ты сочтешь меня сведущим, я скажу, что это письмо – шедевр, но боюсь, что ты сочтешь меня невеждой чистой воды. Ограничусь тем, что благословлю тебя и поблагодарю тысячу раз за заботу и любовь, которую ты так щедро подарил мне. Однако я горд тем, что обратился к прирожденному музыканту, чтобы решить такой вопрос; только тот, кто так хорошо поет «Ah, quel giorno ognor rammento»[115], мог выйти с честью из столь трудного дела. Позволь мне обнять тебя, о мой Вергилий! Из боязни совершить слишком много грубых промахов, я последовал твоему совету и поместил внизу письма (которое ты написал заглавными буквами) Иоаким Р[116] и вчера передал его нашему нунцию Киджи, которому хорошо известны твои достоинства и который пообещал мне позаботиться о том, чтобы оно поскорее попало в руки его преосвященства.

Пусть небеса позаботятся о том, чтобы наши желания исполнились. Посмотрим!»

Прошло почти шесть месяцев. Затем 14 октября 1866 года Россини снова написал Ферруччи по этому поводу: «Позволь предоставить тебе краткое изложение письма твоего Мастаи [имя Пия IX было Джованни Мария Мастаи-Ферретти]. Ответ на твое изумительное письмо на латыни я получил через три месяца тоже на латыни, подписанное им самим, в нем он дарует мне благословения, панегирики, нежность и т. д. и т. д., но ни словом не упоминает о моей просьбе позволить женщинам петь вместе с мужчинами. Я прекрасно понимаю, что сейчас он погружен в занятия, не позволяющие ему снизойти до нас, но, как только кризис минует, я намерен написать ему по-итальянски и простым языком заявить, что, если в его власти исполнить мои желания, а он не сделает этого, ему придется ответить за это перед Богом! А если не в его власти выполнить их, то я выражу ему свое сочувствие и не стану по этой причине относиться к нему с меньшей симпатией и т. д. Ты понимаешь, мой Ферруччи?»

Маловероятно, что Россини действительно написал шутливо-угрожающее письмо на вульгате. Однако он, по-видимому, серьезно обсуждал этот вопрос. Парижская газета прокомментировала обмен посланиями и задала вопрос: «...знаете ли вы, что он [Пий IX] ответил пезарскому лебедю. Он прислал ему длинное письмо, в котором обсуждались злосчастия церкви, страдания церкви, финальный триумф церкви. Именно таким образом свершаются все дела в Риме». Хотя Россини и не получил желаемого позволения, он не забыл об этом деле. В длинном письме к Ферруччи, написанном 21 июня 1867 года, он пишет: «Как только закончится эта проклятая выставка, превратившая Париж в настоящий Вавилон, я снова примусь за свое большое дело!! Можешь быть уверен.

Наш святой отец в ответ на твое великолепное письмо передал мне свои благословения и нежность, но так желаемая мною булла осталась (как я думаю) в его сердце. Бедная религиозная музыка!!!»

Аппетит Россини к особым привкусам в пище не притупился с годами. 28 мая 1866 года он пишет Микеле Коста в Лондон: «Присланный мне сыр стоит Баха, Генделя и Чимарозы, так неужели он не стоит старого пезарца!.. Три дня подряд я наслаждался, увлажняя его лучшими винами из своего погреба... и готов поклясться, что никогда в жизни не ел ничего вкуснее вашего Chedor Chese[117] (будь проклята британская орфография!)».

В 1866 году, когда «аббат» Лист впервые появился в клерикальном одеянии в Париже, он несколько раз посетил Россини. Однажды утром, когда по этому случаю Россини пригласил друзей пианиста, Лист подошел к фортепьяно и сымпровизировал длинную фантазию на темы из опер Россини. Его исполнение произвело потрясающее впечатление на слушателей (хотя некоторые из них обнаружили, что пальцы Листа утратили былую подвижность). Затем он исполнил с листа некоторые из последних сочинений, изумив всех быстротой, с которой разобрался в нотах, и смог донести до слушателей образцы написанного Россини. Временами он вносил эффектные фортепьянные изменения в музыку, подчеркивая порой те фигуры, которые Россини не предусматривал подчеркнуть, иногда удваивая отдельные ноты и превращая их в октавы. «Вы этого хотели?» – вопрошал он. И вместо ответа Россини поворачивался к другим гостям и говорил: «Этот человек – демон!»