Читаем Джоаккино Россини. Принц музыки полностью

Переписка между Россини и его «обожаемым сыном» Микеле Коста продолжала пересекать Английский канал. Письмо, которое Фрэнк Уокер метко назвал «одним из самых курьезных, когда-либо написанных Россини», датируется 3 января 1865 года (из Парижа):

«Мой обожаемый сын! Я не сразу ответил тебе, потому что мое пошатнувшееся здоровье не позволило мне насладиться твоим бесценным даром – стилтоном. Сегодня, вновь обретший силы благодаря этому восхитительному сыру и охваченный его ароматом, я, наконец, могу выразить чувства живой благодарности со стороны своих желудка и сердца. Теперь более, чем всегда, я утвердился во мнении, что, если человек ест стилтон часто и в больших количествах (как, я полагаю, делаешь ты), он должен сочинять классические оратории и, увенчанный лаврами, бежать рысью навстречу последующим поколениям. Продолжай в том же духе, мой любимый сын, в специальности, которая делает тебя уникальным и таким образом стань славой отечества и утешением твоего родителя.

Я должен просить тебя о большом одолжении, и вот в чем дело: один мой близкий друг, граф [Джузеппе] Маттеи из Болоньи, изобрел лекарство на основе овощей; если его применить вовремя, оно способно совершать чудесные излечения раковых заболеваний. Маттеи не врач и тем более не шарлатан, им руководит только благородное филантропическое чувство на благо человечества. Понимаешь? Моя просьба заключается в том, что я прошу тебя спросить у своего врача, существует ли действительно в Лондоне специальный госпиталь для больных раком и где он находится. Умоляю тебя сделать мне это одолжение. Если таковой существует, Маттеи хочет приехать в Лондон и предпринять несколько экспериментов. Заметь, что твой врач может извлечь из этого большую прибыль! Здесь в Париже я принес облегчение нескольким несчастным, находившимся на пути в мир иной, и могу поручиться за изумительную эффективность этой жидкости. Я знаю твое сердце и не сомневаюсь, что ты захочешь оказать мне эту услугу. Моя жена присоединяется ко мне в пожелании тебе в только что начавшемся году в полной мере довольства, телесного и духовного. Всегда счастлив назвать себя твоим любящим отцом Россини.

Нежно обнимаю твоего брата».

Для парижан Россини был объектом постоянного любопытства. Карафа как-то сказал, что русская княгиня уже два часа ждет на бульваре, чтобы мельком увидеть его, а если повезет, то и познакомиться. Что же делать? Россини ответил так: «Скажите ей, что я чрезвычайно люблю спаржу. От нее требуется только отправиться в Потель-де-Шабо, купить самый лучший пучок, какой только сможет найти, и принести сюда. Тогда я встану, и после того, как она как следует рассмотрит меня спереди, я повернусь, и она сможет завершить осмотр, рассмотрев и с другой стороны тоже, а затем уйти».

27 декабря 1865 года Россини написал письмо Верди, во всем остальном ничем не примечательное, привлекают внимание только подпись и обращение – соответственно: «Россини / бывший сочинитель музыки» и «месье Верди / знаменитому сочинителю музыки/ пианисту пятого класса!!!» Здесь Россини, по-видимому, ссылается на всем известный инцидент из раннего периода жизни Верди, когда ему отказали в приеме в консерваторию отчасти из-за того, что его игру на фортепьяно сочли недостаточно совершенной.

В конце мая или начале июня 1866 года к Россини привели двенадцатилетнюю девочку по имени Тереза Карреньо. Она так рассказывает об этой первой встрече почти шестьдесят лет спустя: «Здесь [в Париже] у меня появилась возможность познакомиться со многими великими музыкантами и знаменитостями того времени, среди которых был и великий Россини, любопытно, что именно он давал мне первые уроки пения. Да, в юности, говорят, я обладала хорошим голосом, занималась пением и даже пела несколько раз в большой опере.

Когда я познакомилась с Россини, мне было двенадцать лет, но поскольку я была крепкой и здоровой девочкой, то, несомненно, казалась старше. Россини посмотрел на меня оценивающе и сказал моему отцу: «Мне кажется, этот ребенок может петь. Давай, – сказал он, усаживаясь за пианино, – я хочу услышать твой голос». Он дал мне кое-какие советы по поводу дыхания и кое-чего прочего, выразил свое одобрение и направил к знаменитому итальянскому учителю делле Седие, с которым я довольно долго занималась». На Россини произвел такое большое впечатление «двойной талант «Терезиты», певицы и пианистки, что он написал для нее несколько рекомендательных писем – Луиджи Ардити и знаменитой учительнице пения мадам Пуцци Тозо, оба датированные 6 июня 1866 года. В первом он пишет о Карреньо как об «ученице природы, которая всегда будет матерью изящных искусств, обучавшейся у знаменитого [Луи Моро] Готтшалка».

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное