Джоанна Аларика

— «Следующий раз» будет уже после победы, — улыбнулся хозяин. — Никак не раньше. Но тогда мы можем проехать с вами в открытом «конвертибле» через всю столицу, и вы будете в мундире и при всех орденах. А, полковник? И прелестные черноглазые сеньориты будут улыбаться вам с балконов и бросать белые орхидеи.

— Да, девки победителей любят, — полковник подмигнул и выпятил грудь. — А знаете, это вы и в самом деле здорово придумали — насчет передислокации. Я немедленно доложу об этом министру, это действительно идея! И главное, я же окажусь в роли самого бдительного из его сотрудников, ха-ха-ха-ха!

— Разумеется. Как только станет известно о вторжении, вы ворветесь к нему и крикнете: «Разве я не предупреждал?» Это обеспечит вам свободу действий в первые дни. Вам будут верить, как никому! — хозяин поднял палец и тут же обернулся к человеку в очках. — Доктор, связь со мной поддерживайте по тем же каналам. Договорились? Итак, кабальерос, qood luck![34]

Глава 6

Отец, по-видимому, уже уехал по каким-то своим делам, тетя Констансия еще спала. Большая столовая, сумрачная от разросшихся под окнами тамариндов, была наполнена недолгой утренней прохладой и разноголосым щебетом птиц.

Джоанна развернула на коленях хрустящую от крахмала салфетку, придвинула вазочку с вложенной в нее половинкой грейпфрута и принялась скоблить ложкой прохладную, горьковато-кислую мякоть плода. Сейчас, когда за распахнутыми окнами пели птицы и в густой листве весело копошилось солнце, вчерашняя тревога казалась совсем нелепой.

Что тревога была, отрицать нечего. Глупо, разумеется, в двадцать три года бояться объяснения с отцом, но… Впрочем, здесь дело не столько в страхе, сколько в том, что весь уклад родительского дома вдруг оказывается для тебя чуждым. Это самое неприятное, а вовсе не то, что отец может накричать на тебя, как бывало в детстве.

Очень тяжело, когда вдруг становишься перед выбором — муж или отец. А это именно так; отец никогда, никогда не согласится на ее брак с Мигелем. По существу, об этом можно было догадаться уже год назад, в Нью-Йорке, сравнивая письма отца, полные проклятий по поводу проводившейся тогда аграрной реформы, и Мигеля, который восторженно описывал свою работу в комитете по передаче земли. Но в то время она, Джоанна, просто не думала о том, насколько политические разногласия могут отразиться на личных взаимоотношениях. Это очень печально, но что поделаешь… К счастью, в наше время вовсе не обязательно ждать родительского благословения.

Завтрак был, как всегда, скудным — пол-грейпфрута, яйцо всмятку, поджаренный ломтик хлеба и чашка кофе без молока, с небольшим количеством сахара; за пять лет жизни в США «эстетическая диета» стала для Джоанны такой же укоренившейся привычкой, как ежедневная ванна или гольф по воскресеньям. Быстро покончив с едой, она закурила и, вытянув под столом ногу, нащупала вделанную в пол кнопку звонка.

— Доброе утро, Хосефа, — улыбнулась она вошедшей мулатке. — Ну как, успела отдохнуть после вчерашнего? У меня до сих пор голова идет кругом. Почты еще не было?

— Не было, нинья, — ответила горничная. — Вы, может, еще чего-нибудь скушаете?

— Спасибо, я не хочу превратиться во вторую Леокадию Ордоньо. Хосефа, будь добра, поищи Тонио и попроси его заправить мою машину. Если можно, поскорее, — добавила она, взглянув на часы. — И потом вот еще что… У меня в комнате, на письменном столе, лежит связка книг. Пожалуйста, отнеси их в машину, но только так, чтобы никто не видел. Я хочу сказать, отец или тетя Констансия. Хорошо?

Горничная кивнула с понимающим видом и, быстро собрав со стола, вышла с подносом. Едва закрылась за нею дверь, как Джоанна услышала голос отца:

— Сеньорита еще спит?

— Нет, сеньор, — ответила Хосефа, — уже проснулась и позавтракала.

— Хорошо, ступай.

Тяжелые шаги приблизились к дверям столовой. Джоанна на секунду зажмурилась и скрестила средний и указательный пальцы левой руки — «на счастье», как в колледже, когда тебя вызывают к столу экзаменационной комиссии.

— Доброе утро, папа.

— Доброе утро.

Дон Индалесио прошел к открытому окну и стал спиной к дочери, похлопывая прутиком по голенищу.

— Ты вчера выпила лишнего, Джоанна? — спросил он, не оборачиваясь.

— Совсем немного, папа.

Отец помолчал, щелкая прутом и разглядывая что-то в саду.

— Я остался недоволен твоим поведением.

— Охотно верю, папа. Я сама осталась им недовольна.

— Надеюсь, Джоанна, этого больше не повторится.

— Надеюсь, нет, папа.

— Ты куда-то собираешься?

— О, просто покататься, — невинным голосом ответила Джоанна. — Хочу испробовать твой подарок на скоростном режиме.

— Будь осторожна, у нас там слишком крутые повороты. Не знаю, какой осел строил это шоссе.

— Я это учту, папа.

Это и все? Джоанна испытала разочарование: так хорошо подготовиться к разговору и вдруг убедиться, что твоя точка зрения никого не интересует!