Джокер, или заглавие в конце

— Я попросила Евгения Львовича показать свои старые фото, у него с собой оказались, — сочла нужным пояснить для меня Наташа. Как будто я сам не понял. — У нас тут зашел разговор о раннем развитии, — зачем-то добавила она без всякой связи. — Я говорю, в детстве многие талантливы, с возрастом почему-то угасают. Может, потому, что не находят применения, да? — Она обернулась к Монину.

— Поэтому тоже, — тот отвечал без особой охоты, а у меня в уме опять что-то не соединялось: детские таланты, старые фотографии. Казалось, уже готов был что-то понять — она сбила. — Сейчас люди вообще развиваются позже. Наука разрослась, учиться приходится дольше.

— Да, но вы же сказали, что в математике взлет бывает как раз в раннем возрасте.

Монин развел руками. Нет, ему явно не хотелось продолжать начатый без меня разговор. А я не мог отвести взгляд от волос Наташи: сместилась незакрепленная прядь, под ней действительно открылась не замеченная прежде седина. Проявилась за время отсутствия. Боже, боже. и какой усталый, оказывается, был у нее вид.

В дверях между тем появились оба студента. Лиана легонько подталкивала перед собой рыжего, он словно забыл, как ходят, куда надо, зачем. Отекшее лицо его, расцвеченное синяками, пятнами йода и подсохшей крови, в обрывках испачканных бинтов, имело вид, если можно так выразиться, живописный. Девушка принесла из кухни поднос, стала убирать использованную посуду. Чувствовала себя как дома, никуда не спешила. Роман бестолково ей помогал, вилка звонко упала на пол.

— Что, будем заваривать чай? — спросила Наташа. — Или кофе?.. Чай? — уловила чей-то невидимый для меня знак. — Пойду поставлю кипяток.

Значит, еще и чай! — подумал с тоской. Заваривать его было всегда моим делом, я это умел, но подниматься с места пока было рано. Мы остались за столом с ректором, он начал мне что-то негромко, доверительно толковать в ухо. Что Рому он отвезет сейчас сам, домой или сначала к себе, в таком состоянии рискованно оставлять одного, а завтра или, может, послезавтра пойдет с ним в милицию, объяснит, расскажет, что надо и как надо… А я думал о том, что с наркотиками так до сих пор и не прояснилось, реферат я ему так и не показал, да уже вряд ли стоит. Разберутся потом без меня.

Где-то поблизости зазвучал электронный призыв, из кухни на него заспешила Лиана, вытирая на ходу полотенцем руки, отыскала сумочку, приложила к уху мобильник. Повторяющийся кадр фильма: героиня слушает недоступное зрителю, кивает, а слышать и не обязательно, можно понять до озвучивания, о чем речь: свита под окнами напоминала ей, что уже поздно, пора домой. Ничего не поделаешь, — она одарила нас сиянием всегдашней улыбки, застегивая сумочку.

Тут же стал подниматься и Монин, ему тоже было пора. А как же без чая, подоспела из кухни Наташа, такой вкусный мед, зачем сразу всех поднимать? — поглядывала с укоризной на девушку. Ладно, та решала для себя не сама, но вы-то куда, Евгений Львович? Разумеется, она звала всех остаться искренне, я ее знал, но для меня это было, пожалуй, слишком. Как будто так важно было попробовать мед, нельзя было без этого уходить. Нехорошо, конечно, было так думать, но я не без тревоги оглянулся на Монина: что он ответит? Облегчением было услышать, что и ректор не мог оставаться.

Начался ритуал беспорядочного, растянутого прощания, постепенное, по частям, перетекание из комнаты в прихожую. Евгений Львович нахваливал Наташе ее необыкновенный салат. Приходите с женой, отвечала она, я ей расскажу рецепт. У меня нет жены, смутился Монин. Наташа принялась извиняться. Умерла? Три года назад, до этого долго болела. Как же вы теперь?.. Подошедшие студенты помешали продолжить, не при них же было вдаваться в обстоятельства ректорской жизни. Но как же она это умеет, оценил я, мимоходом разговорить, узнать, уловить такое, о чем я даже не подозревал. И все-таки не сейчас, не сейчас.

Подступила прощаться Лиана, ей, оказывается, у нас понравилось, так мило. В небольших квартирах есть свое очарование, сами когда-то жили в такой, она уже отвыкла. Вообще мне в Москве еще непривычно, нет моря. Я не могу без моря. И улыбалась одновременно обоим — для меня уже не студентка, об этом пора было забыть, оставалась лишь разница в возрасте. Рыжий топтался рядом, растерянный, вконец одуревший — как будто перед ним в реальности осуществлялась, разворачивалась сама собой программа, сработавшая в невообразимом компьютере, и он еще не совсем верил, что такое бывает на самом деле.

Пора было наконец ставить точку, я уже приготовился открывать перед гостями дверь, когда студент вдруг вспомнил: а зачет? Я даже не сразу понял, о чем он, успел забыть.

— А. — сказал, улыбнувшись, и тронул пальцами лоб. — Давайте вашу зачетку, поставлю.

Запоздало покосился на Евгения Львовича: ректор, что ни говори, стоял рядом. Но про это я ведь ему так ничего и не рассказал — что он мог возразить?

— А вы что, уже прочли? — засомневался Тольц.