Смотрю на лицо умиротворенное, открытую шею, испачканную алой краской, и убить хочется за эту измену. И плевать, что она и не подозревает о ней. Длинные ресницы отбрасывают тени на бледное лицо, начинают медленно подрагивать, ее дыхание меняется, и я стискиваю челюсти, запрещая себе сорваться.
Я ждала, когда он проснется. Настороженно прижимаясь к нему всем телом, обвивая руками и ногами. Чтобы не дать ускользнуть с первыми лучами солнца. Потому что чувствовать его стало дикой необходимостью… Каждое утро, как откровение.
Было ли мне страшно? Да, мне было очень страшно потерять свои крылья, которые больно разрывали душу наслаждением вдыхать его запах.
Приоткрыла глаза и провела ладонью по горячей груди, прижалась к ней губами.
— Доброе утро, любимый.
Посмотреть на его лицо и перестать дышать, потому что увидела этот взгляд. Жуткий взгляд. Наверное, именно так смотрят на кого-то, когда хотят убить. Быстро и без промедления. Стараясь унять бешеное сердцебиение, провела кончиками пальцев по его скуле.
— Ты не спал?
С надеждой, что мне кажется… После такой ночи нежности, как там может быть ненависть? Там, на дне его бездны, где мы тонули вместе.
Отстранился от нее, чувствуя, как начинает шуметь в голове и пульсирует в висках. Не хочу ее прикосновений. Не ощущаю их. Будто и не меня касается, а другого кого-то. Будто не меня целует, а Адама. А я со стороны смотрю. Только знаю, что долго смотреть не смогу. И ее убью, и его. Встал с постели и впервые комнату оглядел, и тут же ударной волной ярость прямо к мозгу… Все красками заляпано. На полу валяется что-то. Поднял деревянную кисть и развернулся к Мирославе, приподнявшейся на локтях на кровати. Сжимаю тонкую деревяшку в руках, а у самого перед глазами все то, что они могли делать здесь, в моем доме.
Осознание, что я все же упустил. Он вернулся. Побывал здесь в мое отсутствие. Воспользовался МОЕЙ, мать его, женщиной. Улыбнулась мне и губу прикусила, заметив мою находку, а я за эту улыбку возненавидел ее. Снова.
— Выспалась? У меня дел до хрена на сегодня.
Потянулся за штанами, валявшимися так же на полу рядом с ее одеждой, а самого колотит от желания выкинуть ее к чертям из квартиры. Или придушить ее же тонкой блузкой, лежавшей под ногами. Все сильнее стягивать ткань на шее и смотреть, как исчезают из глаз отголоски удовольствия.
Я эту стену почувствовала физически. Она не была из кирпичей. Она вилась колючей проволокой по коже, оставляя ссадины. Он обматывал меня ею каждым движением, натягивая штаны, застегивая кожаный ремень. И я не могла понять, что случилось. Смотрела, как лихорадочно одевается, как сжимает в руках кисть с такой силой, что та вот-вот треснет в его пальцах. В голове нарастает гул… и снова это ощущение, что со мной или с ним что-то не так. Какие-то перемены. Мгновенные. Странные. Непонятные до дикого вопля.
— Выспалась.
Встала с постели, подбирая с пола его рубашку и натягивая на себя. Подошла к нему и сжала плечо, стараясь поймать взгляд, но он отводит глаза. Кажется, что мои прикосновения ему противны.
— Я не хочу уходить… можно я тебя здесь подожду?
А под пальцами сталь, гранит напряжения, и шипы от проволоки все сильнее впиваются, рвут изнутри.
Перехватила его руку с кистью.
— Что не так? Что-то случилось?
Накинула на себя мою рубашку, в которой ходил тот, другой, а меня ломать начинает от желания стянуть ее на хрен и сжечь. Чтобы его запах не остался на ней. Вот только я постоянно его чувствовать буду теперь. Не свой, а его, черт побери, запах на своей женщине.
— Нельзя. — Отбросил ее руку и отступил на шаг. — Поигралась и хватит, Принцесса. Тебе в свой замок пора давно.
Как пощечину дал. Щеки запылали мгновенно.
— В замок, значит. Хочешь, чтоб ушла? Может это ты наигрался?
Выдернула кисть из его пальцев.
— Или нарисовался?
— А ты, я смотрю, нет? Не все стили… рисования освоила за ночь, м?