Джон Фицджеральд Кеннеди

Воодушевленный таким примирительным тоном, Кеннеди решил воспользоваться представляющейся возможностью и изложить свое новое видение Холодной войны в запланированном на июнь 1963 года выступлении в Американском университете в Вашингтоне. Мало кто в правительстве, не говоря уже об американском обществе в целом, представлял себе, как неожиданно прозвучит его речь. Кеннеди не допустил ни Государственный департамент, ни Министерство обороны к участию в ее написании; более того, до выступления президента никто из этих ведомств не видел подготовленного текста. В те дни Артур Шлезингер записал в дневнике: «Полагаю, что такой способ подготовки серьезного заявления по внешнеполитической проблеме плох с точки зрения традиционной администрации. Но Госдепартамент не смог бы подготовить такую речь, даже если бы трудился над ней тысячу лет» [417].

«Я выбрал это время и это место для того, — начал Кеннеди, — чтобы обсудить тему, по поводу которой очень часто проявляется невежество и очень редко преследуется цель добиться правды, хотя эта тема является наиболее важной в мире — мир во всем мире». Он говорил о подлинном «мире, который делает жизнь на Земле достойной того, чтобы ее прожить, о том мире, который позволяет людям и государствам развиваться, надеяться и строить лучшую жизнь для своих детей, не о мире исключительно для американцев, а о мире для всех мужчин и женщин, не просто о мире в наше время, а о мире на все времена».

Кеннеди говорил об опасности ядерного оружия и о «мире как о необходимой рациональной цели рационально мыслящего человека». Он также говорил о роли Америки в современном мире и о том, что «каждый мыслящий гражданин, обеспокоенный опасностью войны и желающий добиться мира, должен заглянуть себе в душу и проверить свое собственное отношение к возможностям достижения мира, к Советскому Союзу, к ходу „холодной войны“, и к свободе и миру в нашей собственной стране». Он довольно дружелюбно отозвался о значительных достижениях Советского Союза, сказав: «Ни одно правительство, ни одна общественная система не являются столь зловещими, чтобы считать народ лишенным достоинств. Мы, американцы, считаем коммунизм глубоко отвратительным как систему, отрицающую личную свободу и самоуважение. Но мы можем по-прежнему уважать русский народ за его многочисленные достижения в науке и космосе, в экономическом и индустриальном развитии, в культуре, а также за его отважные подвиги».

Президент повторил, что стремится заключить договор об объявлении вне закона испытаний ядерного оружия, который «остановит растущую по спирали гонку вооружений… Он увеличит нашу безопасность и сократит опасность возникновения войны». Президент говорил о конце эпохи войн, о «мире во всем мире, где слабым ничего не будет угрожать, а сильные будут справедливыми. Мы не беспомощны перед лицом этой задачи и верим в ее успешное решение. Убежденные и бесстрашные, мы продолжаем работать — не над стратегией уничтожения, а над стратегией мира» [418].

Речь имела успех, но не стала сенсацией. Кеннеди больше хвалили за рубежом, чем в собственном отечестве. Британская газета Manchester Guardian назвала речь одним из величайших государственных документов в истории Америки, а американская New York Times ограничилась кратким информационным сообщением. В журнале Time речь снисходительно охарактеризовали как «свежую и полезную». Белый дом не завалили письмами. Крейг Хосмер, лидер республиканцев в Объединенном комитете по атомной энергии, назвал ее «умеренной политической линией, следуя которой не достигнешь ничего существенного», а сенатор Барри Голдуотер — «ужасной ошибкой». Возможно, членам Конгресса не очень импонировал тот факт, что выступление Кеннеди вызвало восторг у Хрущева, заявившего, что это «наилучшая речь американского президента со времен Рузвельта» [419].

Что делает эту речь особо значительной — и почему сегодня она вспоминается ярче, чем воспринималась в 1963 году — так это то, что в ней он отказался от обычных нападок на коммунизм и на Советский Союз. Кеннеди наметил пути создания мира, в котором, с учетом реалий атомного века, опасность возникновения войны либо значительно уменьшится, либо вообще исчезнет. И хотя речь не вызвала значительного общественного резонанса, она внесла существенный вклад в возобновление процесса переговоров по запрещению ядерных испытаний между Америкой и Кремлем — и что еще более важно, существенный вклад в сохранение мира во всем мире [420].