Джон Леннон. 1980. Последние дни жизни

О боже, довести своего героя до припадка гнева! Испытывая угрызения совести, (возможно) Гореш, уже без фотоаппарата, умышленно попался на глаза Леннону на улицах Верхнего Вест-Сайда и заговорил с ним: «Я ни в коем случае не хотел расстроить вас. Если вы хотите, чтобы я оставил вас в покое, я сюда больше никогда не приду».

Они стояли рядом на Централ Парк Вест, и Гореш почувствовал, что Леннон немного расслабился: «Он взглянул мне в глаза и сказал: “Перестаньте смотреть на меня, как на битла. Вы должны относиться ко мне, как к любому другому человеку”. А потом он сказал: “Пошли”, и мы отправились на прогулку».

Вот так внезапно в жизни Гореша воплотилась мечта битломанов всего мира – он стал регулярно сопровождать Джона, когда тот ходил по делам в Вест-Сайд, и даже на некотором отдалении сопровождал его во время прогулок по Центральному парку (48).

Горешу было невдомек, что в завязавшихся отношениях с Ленноном все не так просто. Было в тучном фотографе что-то такое, что заставляло музыканта нервничать, если не бояться. Возможно, все дело в шпионских приемах, с помощью которых Гореш с напарником впервые появился на пороге его квартиры?

Консьержи «Дакоты» пытались относиться к этой ситуации легче и за спиной называли Гореша «Толстым Дэйвом»[14]. Насколько они могли судить, он был человеком безвредным. Но душу Джона, проявившего к Горешу чудеса приятия, терзала тревога, что за ним следят, что он все время на виду. Эта тревога никогда не отступала. Фреду Симану Джон сказал, что его известность особенная, всепроникающая, и тот, кто наделен подобной славой, вынужден жить в бесконечной паранойе. Но это ничего, рассуждал Джон, потому что «паранойя – это на самом деле повышенная бдительность».

Бдительность – да, но необходимость терпеливо сносить внезапные наскоки фанатов тяжело отражалась на его душевном состоянии. Он уже давно считал, что всепоглощающая слава ливерпульской четверки затмила их самые важные музыкальные достижения.

Примерно в то же время Джон столкнулся и с Роджером Беркли, тоже вестсайдцем, с котором был шапочно знаком прежде. Беркли остановился поговорить и сообщил Джону, что грядет пятый Битлфест. «Передайте поклонникам, что музыка у нас была классной», – сказал Джон, прежде чем быстро ретироваться (49).

Фред Симан проводил все больше времени со своим работодателем и все лучше понимал, что из себя представляет ежедневная жизнь Леннона: «Джон смотрел во все стороны, вглядывался в прохожих с тревогой, пытаясь предугадать момент, когда кто-нибудь его узнает и подойдет к нему». Чтобы объяснить своему помощнику то состояние, в котором он пребывал постоянно, Джон сравнил его с непрерывной настольной игрой, в которую вынужден был играть в борьбе за сохранение самого себя. «Вот как эти чертовы шахматы, понимаешь? – говорил он Фреду. – Я король, и каждое столкновение с пешками меня ослабляет. Ты мой рыцарь[15], и твоя задача – защищать меня от таких столкновений, вставая между нами. По мнению публики, я призрак. Я существую только в их воображении. Чем меньше они видят меня, тем большей силой я обладаю» (50).

Джон и был призраком, и к наступлению Нового года, перед рассветом нового десятилетия, его сила была колоссальной. После распада четверки он скрылся от всех в блеске своей славы, а потом уже возник как легендарная, призрачная фигура. Для сравнения – как Говард Хьюз. За время отшельничества и сопутствующей исчезновению таинственности он, вероятно, стал еще более знаменитым, чем остальные битлы, которые не прекращали писать музыку, добиваясь в этом успеха разного масштаба.

Пол, старый соавтор Джона, превратил Wings в истинного музыкального гиганта – со множеством возглавивших чарты альбомов и синглов, записанных его группой. Хотя Back To The Egg (1979), их последний альбом, и не поднялся на сияющие высоты, песни Маккартни и Wings постоянно звучали на радиоволнах, и обманчиво похожая на диско Goodnight Tonight, и совсем недавняя Wonderful Christmastime – эта песня была фаворитом радиостанций, когда Джон встречал Новый год в «Дакоте».

Что касается Харрисона, соло-гитарист The Beatles впечатляюще вернул себе прежнюю форму, выпустив долгоиграющую пластинку George Harrison в феврале 1979-го, и даже попав в первую двадцатку хитов с песней Blow Away. В перерывах между записью музыки Харрисон занялся подготовкой автобиографии, которая триумфально вышла в свет осенью 1980 года.