В начале сентября 1966 года в квартире Марио Амая раздался звонок. Открыв дверь, он обнаружил на пороге Йоко Оно, Тони Кокса и Киоко. Они только что сошли на берег после долгого плавания на борту сухогруза, пришедшего из Монреаля, и им негде было остановиться. «Что мне с ними делать?» — спросил по телефону Амая у историка Кена Дэвидсона, с которым как раз собирался пообедать. «Тащи их сюда», — великодушно ответил Дэвидсон. Несколько минут спустя вся компания сидела за столом в уютном ресторане на Годфри-стрит. «Объясните мне, что такое концептуальное искусство», — попросил Дэвидсон у Иоко. Молодая женщина пустилась в пространные рассуждения о древнем мосте в Киото, считающимся национальным достоянием, откуда никто не уходит, не прихватив на память камешка. «Дорогая, — ответил на это Дэвидсон, -а вы не считаете, что было бы гораздо интереснее, если бы вы пошли на этот мост и ничего оттуда не взяли?»
Иоко очень понравилась эта мысль, и она попыталась реализовать ее в своем последующем творчестве.
В Лондоне у Коксов был внушительный перечень имен и телефонных номеров всех, кто так или иначе был причастен к художественной жизни. Пользуясь этими связями, им удавалось ежевечерне посещать различные приемы, где они могли хотя бы поесть. Вскоре к ним проникся симпатией художник-сюрреалист Адриан Моррис. Однажды вечером они оказались на приеме в доме у Моррисов в Челси. Уже собираясь уходить, Тони и Иоко рассказали хозяевам душещипательную историю о том, что арендованный ими дом еще не готов к заселению и что им приходится тратить бешеные деньги на гостиницу, и попросили приютить их на эту ночь. Они пробыли у Моррисов весь уик-энд, а в понедельник утром даже не сделали вид, что собираются уходить. Моррис, который очень любил свою «маленькую Иоко», разрешил им остаться. В течение четырех месяцев Иоко, Тони и Киоко жили в комнате, которую Моррис окрестил «окружающей средой». Постельное белье ни разу не менялось, все было заляпано грязными пятнами, пол усеян фотографиями, а на гвозде висел засохший презерватив. В помещении стояла жуткая вонь.
Исследуя лондонскую театральную сцену. Коксы довольно быстро обнаружили Мэйсонз Ярд — бывший манеж, расположенный в Сент-Джеймсе, который к этому времени считался святая святых андеграунда и новой контркудьтуры. Мэйсонз Ярд, который раньше был излюбленным местом сборищ гомосексуалистов, посещавших знаменитые на всю округу местные общественные туалеты, и наркоманов, забегавших после трудовой ночи позавтракать «У Гаса» — в рабочем баре, талисманом которого являлся огромный кот с набриолиненной шерстью, в одночасье превратился в самое модное место в городе, после того как здесь открылась «Скотч оф Сент-Джеймс», принявшая у «Ад Либ» эстафету наикрутейшей дискотеки продвинутого Лондона.
Дирекция заведения, стремившаяся заполучить элиту бит-музыки, подмечала, на какие места предпочитали усаживаться члены разных групп, а затем прикрепляла к этим столикам и креслам таблички с надписями «Битлз» или «Роллинг Стоунз». И если рок-звезда появлялась тогда, когда ее столик был занят, менее желанный посетитель тотчас пересаживался на другое место.
Особую изюминку заведению придавали проходившие здесь время от времени джем-выступления известнейших шоуменов, таких, как Пол Маккартни, который однажды собрал на местной сцене группу, в состав которой вошли барабанщик Сэмми Дэвиса-младшего, органист Дэйва Кларка и музыкант из группы «Мармалэйд». Кроме того, здесь можно было увидеть прорывавшихся на лондонскую сцену Айка и Тину Тернер или уж совсем неизвестных музыкантов, чья слава была еще довольно далеко, таких, как Хосе Феличиано или Джо Кокер.
В Мэйсонз Ярде «Битлз» привлекала не столько «Скотч», сколько галерея и книжный магазин «Индика» (от cannabis indica
[117]). Открытая на деньги Питера Эшера, у чьих родителей в доме жил Пол Маккартни, и управляемая двумя молодыми людьми — Джоном Данбаром (другом детства Питера и мужем поп-звезды Мэрианн Фэйтфул) и лучшим другом Пола Майлзом, «Индика» ставила своей целью познакомить Лондон и его обитателей с новой культурой андеграунда. Майлз, пропагандировавший творчество писателей бит-поколения, организовал в июне 1965 года прием в честь Аллена Гинсберга, на который пригласил «Битлз». Когда Джон и Джордж появились среди гостей в сопровождении Синтии и Патти, американский поэт был уже в стельку пьян. Толстый и волосатый автор «Воя» стоял в центре комнаты совершенно голый в трусах на голове и с табличкой с надписью «Стоянка запрещена», болтавшейся у него между ног. Джон Леннон, которого шокировали эксцентричные выходки других, коротко взглянул на бородатого барда и пробормотал: «Только не перед девчонками, чувак!»