«Королевский Банк всегда был бы в состоянии уплатить по предъявляемым билетам, если бы цена всех выпущенных Системой бумаг не доходила до огромной суммы 6-ти миллиардов. Люди всех званий, следившие за колебаниями Системы, прибегали к услугам главных дельцов. Эти дельцы, зная о подвохе от тех групп, которые желали втянуть их в своё дело, стремились воспользоваться благоприятным стечением обстоятельств, которое предоставляло пайщикам достаточно времени для того, чтобы освободиться от своих паёв, т. е. продать бумаги незаметно, не сразу. С этой целью они употребили все усилия не для поддержания акций на определённом уровне, а для того, чтобы раздувать пламя в течение нескольких дней. Когда жадность миссисипистов повысила цену старых паёв Западной Компании до 18 и даже до 20-ти тысяч ливров и соответственно поднялись новые паи, главные паедержатели, портфели которых были полны бумаг, получили возможность продать свои акции за банковые билеты, и с тем большей выгодой, чем дольше могли они выдержать. А затем они задумали ‘'отступление”: начали серьёзно помышлять о том, чтобы “реализовать” свои суммы, то есть променять билеты на звонкую монету и драгоценности, на недвижимое и движимое имуществ, на домохозяйство или вообще на что-нибудь более надёжное, чем бумажки. Первые реализаторы вернули золоту утраченное предпочтение, остальные миссисиписты, заметив недостаток металла, набросились на всякое имущество и в пять-шесть раз подняли стоимость земель, домов, различных движимостей».
Далее тот же писатель замечает:
«Что же касается новичков, то они, обременённые большим количеством бумаг, прибегали ко всевозможным средствам для реализации их, благодаря этому все жизненные припасы непомерно поднялись в цене. Суконщики и суровщики продавали за 25 крон отрез материи, за который прежде спрашивали 16-18 франков; цена бархата, шёлка и прочих тканей поднялась в таких же пропорциях. Плата за квартиры выросла неимоверно. В некоторых производствах работа золотых дел мастера стоила вдвое дороже самого золота. В конце концов, всё так перевернулось, что даже умные люди растерялись, не знали, как поступать. Город был загромождён огромным числом новых карет, так что почти невозможно было приблизиться к главным улицам, в особенности к тем, которые вели на улицу Кенкампуа. Три четверти населения провинции бросились в Париж. Те, кто не мог участвовать в уже захваченных богатствах, стремились заняться новыми делами. Представители товариществ и корпораций, наезжавшие в столицу за получением своих рент, сразу же старались реализовать их. Среди крупных миллионеров Вернзобр, вместо того чтобы скупать земли, дома или товары, как сделал другой миссисипист, Виньоль, реализовал на 30 миллионов золота и пытался вывезти его из Франции. А госпожа Комон, не имевшая таких средств, как Вернзобр, который был кассиром в банке, набросилась на земли и дома. Она приобрела кучу помещичьих земель, как в провинциях, так и по соседству с Парижем, и накупила великолепных отелей, в том числе отель Помпон на площади Побед. Ужас, охвативший тех, которым не удалось попасть в описанные сделки, был вдвойне неблагоприятен для бумаг: они поспешно продавали их, тогда как миллионеры изъяли из обращения всю звонкую монету и банковые билеты, какие только могли достать. А тут ещё малейшее подозрение об издании нового указа всегда вызывало внезапные движения на улице Кенкампуа и служило предлогом для повышения или понижения акций. Главные богачи, если желали продать побольше паёв, вдруг объявляли, что указ будет направлен на поддержку бумаг, и рассовывали банковые билеты, если же, наоборот, им хотелось купить на большую сумму, они толковали указ в противоположном смысле. Такими ухищрениями они поддерживали более пятнадцати дней акции Западной Компании на уровне 18 000 ливров, чтобы выиграть время для обделывания своих делишек».
При таком-то положении дел в отеле Мазарини собралось большое совещание директоров и главных пайщиков Компании Индий. Тут присутствовали не только герцог Бурбон, принц Конти, герцог Па-Форс и многие аристократы, но также и всё новые миллионеры. Было замечено, что эти выскочки были одеты богаче, чем знать, и что кареты, ожидавшие их на улице Ришелье, были красивее всех. Председательствовал регент, но все прения велись Джоном Лоу. Из отчёта главного директора явствовало, что было выпущено огромное число акций — 624 000! Из них 100 000 принадлежало королю и столько же Компании. Прибыли Компании были исчислены в 12 миллионов, и Лоу предложил отныне платить дивиденд на пай в 40 %. Предложение это было принято громкими рукоплесканиями. Никто не осведомился о правильности отчёта мистера Лоу: он устроил столько финансовых чудес, что не доверять ему было невозможно.