Мистер Лоу сделался своим человеком в лондонском обществе. Приглашения сыпались на него от лиц, занимавших весьма высокое положение. Но хотя увеселения и были его главной целью, он не посвящал себя им целиком. Правда, он проводил всё время после полудня в парках, у Уайта и в местах, где собирается великосветское общество, а ночью ехал в оперу, театры, собрания, маскарады, зато каждое утро появлялся в Сити[31]
, его можно было видеть также неизменно в Биржевой Аллее и в других местах, где заключаются сделки. Было известно, что он приобрёл значительные денежные суммы посредством удачных дел с государственными бумагами, а также с иностранными акциями. Так, в Сити он познакомился со многими выдающимися купцами и слыл среди них замечательно искусным дельцом во всём, что касается финансов или кредита. Его способности так высоко ценили, что пригласили участвовать в одном большом учётном банке. Подобные предложения делались ему также со стороны многих других больших торговых учреждений. Но он отклонял эти и другие, ещё более выгодные, условия, имея в виду цели поважнее. Лоу обогащался не только путём помянутых законных сделок, он посещал также клубы и другие игорные дома и выигрывал там большие суммы в фаро, бассет, ландскнехт и в кости. Везде ему сопутствовало то же счастье, с каким он играл впервые у Уайта. Не прошло и месяца, как Лоу прибыл в город, а он уже выиграл более двадцати тысяч фунтов — так, по крайней мере, утверждали те, кто имел к тому основания и заслуживал доверия. Его неизменный успех в игре естественно вызывал много толков и возбуждал подозрения у проигравших. Но хотя и следили за Лоу очень зорко, не могли приписать ему никаких плутней в игре. Напротив, он сам открывал и выставлял на вид мошеннические уловки некоторых шулеров, которые садились играть с ним.За это время между мистером Лоу и Уилсоном установилась тесная дружба, и ничто, казалось, не могло нарушить их хороших отношений. Обыкновенно ревнивый и подозрительный, старик питал неограниченное доверие к своему другу. Белинда, видимо, совершенно примирилась с тем, что всё внимание Джона перешло от неё к леди Кэт, а Кэт была очарована преданностью своего красивого поклонника. Со своей стороны, Лоу старался быть приятным всем трём. Супруги Уилсон постоянно обращались к нему за советами, и он устранял все небольшие разногласия, возникавшие между ними. Он всё устраивал чудесно, угождая каждому, и Уилсон говорил, что никогда не был так счастлив со времени женитьбы, как теперь. Но нашлось немало клеветников, которые утверждали, что Уилсон и леди Кэт оба превосходным образом обмануты Белиндой и Джоном, между которыми будто бы установилась нежная связь. Однажды утром Уилсон вошёл в кофейню Уайта и сразу направился к столу, за которым сидел со своими товарищами Чарли Каррингтон, уже давно оправившийся от раны. Выражение лица старого франта было очень сурово. Когда он приблизился, Каррингтон холодно поклонился ему. Едва ответив на его приветствие, Уилсон сказал:
— Сегодня утром я получил от вас письмо, мистер Каррингтон, и явился сюда, чтобы ответить вам на него лично. Вы настаиваете на том заявлении, которое прислали мне?
— Конечно, иначе я вряд ли написал бы вам, — отвечал высокомерно Каррингтон. — Всё, что я сказал, — правда и, к несчастью, слишком легко доказуемая.
— Если так… — закричал Старый Красавец с внезапной вспышкой гнева, но затем вдруг успокоился и прибавил: — Позвольте переговорить с вами наедине.
— Тут нечего скрывать, сэр, — возразил Каррингтон. — Об этом все говорят.
— Как вы смеете утверждать, что «все говорят»! — воскликнул старик в бешенстве. — Вы нагло клевещете, чтобы запачкать честное имя самой добродетельной женщины, и нападаете на поведение достойного уважения джентльмена. Я не верю этому доносу, слышите? Не верю!
— Как вам угодно, сэр, — ответил Каррингтон. — Если вам хочется быть обманутым, это уже ваше дело. Ваша жена, без сомнения, образец верности, и ваш друг неспособен нанести вам оскорбление? Поздравляю вас с вашим легковерным и философским нравом.
— Не выводите меня из терпения, клянусь небом! — закричал Уилсон, дрожа от едва сдерживаемой ярости. Разве это не выдумка, сэр Гарри? Разве это не дерзкая клевета? Если же это клевета, я заткну её обратно в глотку тому, кто сочинил её.
— Я хотел бы, чтобы вы не ссылались на меня, — произнёс тот. — Я должен выразить своё глубокое сожаление по поводу того, что Чарли Каррингтон написал вам.
— Но вы не верите доносу? Ведь он ложен? Ну, говорите, сэр, говорите!
Сэр Гарри молчал. Тогда Уилсон обратился к остальным:
— А что вы скажете, господа? Разве вы верите этой клевете?
— Ей-богу, мне бы не хотелось отвечать на этот вопрос, — сказал Том Багот.
— Так же и мне, — прибавил Джерри Ретклиф.
— Понимаю, — сказал Уилсон и упал на стул. — Вы все верите этому. Дайте мне стакан воды! Я чувствую себя очень слабым.
— Как вы можете так мучить его? — заметил Гарри Каррингтону.