Джон Лоу. Игрок в тени короны

— Мы все в долгу. Нам всем нужны деньги. Мне стыдно сознаться, сколько я должен, — сказал герцог Ла-Форс. — Вся моя надежда на господина Лоу. Поэтому я поддерживаю Систему.

— Да-да, мы все поддерживаем Систему! — воскликнул Антен. — Я верю в неё, как правоверный мусульманин в Коран.

— И вы правы, — заметил регент. — Я посвящён в тайну господина Лоу и знаю чудеса, которые он бесспорно совершит. Я верю, что он сумеет помочь вам заплатить долги, герцог как бы чудовищны они ни были, и даст возможность вновь отстроить Шантильи.

— Если бы герцог оказал мне честь посоветоваться со мной, я попытался бы направить его дела к желанному исходу, — вставил Лоу.

— Да-да, я готов! — воскликнул с радостью Бурбон. — Я сделаю всё, что бы вы мне ни посоветовали. И тогда, вы думаете, будет мне возможно расплатиться...

— Вполне возможно, герцог. Но вам придётся прождать несколько месяцев. Когда представится удобный случай, я не упущу его. А пока, надеюсь, я могу рассчитывать на вашу поддержку.

— На мою полную поддержку во всех ваших планах, — ответил герцог вы разительно.

— Мне не нужно уверять вас, что вы можете рассчитывать и на мою поддержку, господин Лоу — добавил Ла-Форс. — Вы будете иметь её во всех случаях.

— Я хотя не заявлял, но господин Лоу знает, что он может рассчитывать и на меня, — заявил Антен.

Придавая этим уверениям их истинную ценность, Лоу низко поклонился регенту и покинул кабинет. В передней его задержали. Несколько слов относительно сделки на премию, переданных Аржансоном герцогу Бурбону, были подслушаны и вызвали необычайное волнение среди всех придворных. Как только появился Лоу, плотная толпа титулованных особ набросилась на него, предлагая продать свои паи, оглушая воплями. Он не мог ни выйти, ни разобрать, в чём дело. Если он обращался к маркизу, схватившему его за руку, ему приходилось повернуться к принцу, который овладевал его плечом. Стоявшие позади были также стремительны и нетерпеливы, как передние. Лоу, казалось, подвергался опасности быть задушенным. Наконец, он высвободился, благодаря вмешательству лакеев, которые объявили, что двери кабинета регента открыты, и мучители оставили свою жертву.

Глава II. Граф Горн и капитан Миль

Когда регент пил шоколад и болтал со своими фаворитами, к нему приблизились две важные особы — принц Робек-Монморанси и маршал Изингьен. Они попросили позволения представить своего молодого родственника, графа Антуана-Жозефа де Горна.

— Мой молодой родственник, — начал Монморанси, — прямой потомок знаменитая графа Горна, который, едва ли мне нужно напоминать об этом Вашему Высочеству, взошёл на эшафот, приготовленный для него и его неразлучного друга, знаменитого графа Эгмонта, кровожадным герцогом Альбой, в царствование Филиппа II испанского. В Европе не найти более знатного дома, чем Горны. Покойный принц Филипп-Эммануил, как может быть вы знаете, служил во Франции в чине генерал-лейтенанта, участвовал в сражениях при Шпейере и Рамильи, был тяжело ранен и взят в плен в последнем сражении. После Утрехтского мира дом Горнов, разумеется, перешёл под власть императора. Антуан — кавалерийский офицер, состоявший на службе Его Императорского Величества.

— Вы забыли упомянуть, что граф Горн также и мой свойственник, по моей матери, вдовствующей Мадам[80], — сказал регент. — Не привёз ли он мне письма от своего брата, принца Максимилиана?

— Не думаю, монсеньор, — ответил Монморанси.

— Странно!

— Это легко объяснить, монсеньор, — сказал маршал Изингьен. — Братья поссорились — к несчастью, братья часто ссорятся! Граф, человек гордый и горячий, не хотел ни просить, ни принимать милости от принца. Сказать по правде, мне нечего скрывать от Вашего Высочества, так как вы относитесь к такого рода делам очень снисходительно. Граф Горн крайне пристрастился к игре и промотал порядочную сумму денег. Кроме того, в Брюсселе он замешан в некоторых любовных историях, отсюда неудовольствие принца Максимилиана.

— По всему тому, что вы сказали, маршал, — заметил, смеясь, регент, — видно, что граф вполне достоин занять место среди моих «висельников». Где он?

Граф Горн, который тотчас был представлен, поклонился регенту и был очень любезно им принят. Это был высокий, весьма стройный человек, похожий скорее на испанца, чем на голландца. Ему было около двадцати двух лет. Лицо его было замечательно и забывалось нескоро. Оно было совершенно овально, с правильными очертаниями, большими тёмными глазами, тонким ртом и белыми зубами. Но, несмотря на свою красоту, оно носило мрачное выражение, которое лишало его приятности. Он был бледен, и это усиливало впечатление тёмных глаз и нависших бровей. Он носил бороду и усы а-ля Ришелье. Одежда его была небесно-голубого цвета, богато вышитая серебром. Тончайшее мехельнское[81] кружево украшало рукавчики и галстук, прекрасно напудренный, шедший к нему парик, бриллиантовая рукоятка шпаги и сапоги с алмазными застёжками и красными каблуками дополняли наряд. Обращение графа было свободно, приятно и вполне подходило к его знатному происхождению.