— Милости просим к нам в Париж, граф, — заметил регент — Надеюсь, вы приехали сюда, только чтобы повеселиться?
— Не вполне так, монсеньор. Конечно, невозможно жить в самом весёлом и приятном городе в мире без того, чтобы не испытать всех удовольствий, удовлетворяющих самому требовательному вкусу, но признаюсь откровенно, я приехал в вашу столицу главным образом для того, чтобы разжиться деньгами. У меня скромное ежемесячное жалованье, слишком скромное, всего 12 000 ливров, которые даёт мне мой брат, принц Максимилиан.
— Вы выбрали неудачное место, граф, — заметил регент — Вам бы отправиться в Лондон — в Париже, как вы увидите, легче тратить деньги, чем наживать их.
— Если сведения, которые у меня имеются, правильны, монсеньор, на улице Кенкампуа наживают теперь огромные деньги.
— Так рассказывают. Везёт вам в игре, граф?
— Вовсе нет, монсеньор. Вообще фортуна не благоприятствует мне. Но я также не способен сопротивляться чарам красоты или пропускать мимо рта наполненный до краёв кубок, как и воздерживаться от игры в карты и кости. Я надеюсь, что господин Лоу, этот чудодей в области финансов, снабдит меня деньгами, но играть я должен. Игра — моя главная страсть, против которой, я чувствую, бесполезно было бы бороться.
— Во всяком случае, вы не святоша. Вы должны отужинать со мной сегодня вечером, хотя не могу обещать вам, будут ли там играть в бириби или ландскнехт.
— Да этого и не нужно, монсеньор. Быть вашим гостем — такая честь, которой я всегда буду гордиться. Я слышал самые удивительные рассказы об ужинах Вашего Высочества от моего собрата, капитана Миля.
— Я не помню, чтобы капитан Миль когда-либо ужинал со мной, — заметил регент.
— Странно! Мне он передавал, что был частым гостем Вашего Высочества.
— Ваш друг обманывал вас, граф.
— Я поражён. Впрочем, дело можно разъяснить сейчас же, с разрешения Вашего Высочества: Миль находится там, в передней.
— Пусть он непременно придёт сюда, — сказал регент. — Мне хотелось бы увидеть своего неизвестного гостя.
Горн поклонился и вышел из кабинета. Через несколько минут он вернулся в сопровождении высокого красивого молодого человека, одетого очень богато и изящно. Не обнаруживая ни малейшего смущения, Миль двинулся вперёд и сделал низкий поклон регенту, который сразу узнал его, но, поражённый дерзостью, не удостоил внимания его приветствия.
— Я освобождаю вас от всякого обвинения в этом неприличном происшествии, граф, — строго сказал регент Горну. — Вы, должно быть, не знаете, кого привели? Это не Миль, а Рауль Лаборд. Он не солгал, сказав, что ужинал со мной, но он должен бы прибавить, что его прогнали из Пале-Рояля за проделки. Я ещё подумаю, как мне наказать его за такое недозволенное вторжение.
— Перед тем как удалить меня, молю Ваше Высочество выслушать моё объяснение, — сказал Миль. — Покинув Париж, после того как имел несчастие навлечь на себя неудовольствие Вашего Высочества, я направился в Брюгге[82]
, где у меня жил дядя по матери, Лоран Миль. У него я сразу почувствовал себя как дома. Это был болезненный холостяк, он умер через два месяца, назначив меня своим наследником, с тем условием, чтобы я принял его фамилию. Так я и сделал: взгляните на мои бумаги. В настоящее время я — кавалерийский капитан австрийской службы.— Могу подтвердить это заявление, монсеньор, — сказал Горн. — Миль состоит капитаном того же кавалерийского полка, что и я. Но я не знал первой части его рассказа — считал его сыном старого Лорана Миля, имущество которого он наследовал.
Легко понять, что это объяснение произвело на регента предполагаемое действие: прощение провинившегося было обеспечено.
— Я поступил неправильно, явившись к Вашему Высочеству без позволения, — сказал Миль. — Но я полагал, что вы, по своей доброте, которую я испытал столько раз, простите меня.
— Объяснение, представленное вами, гораздо более удовлетворительно, чем я ожидал, — промолвил регент. — Мне очень приятно слышать, что вы отличились, капитан Миль, — так, кажется, я должен теперь звать вас? Снимаю с вас запрещение являться в Пале-Рояль, и отныне вам разрешается бывать на моих утренних приёмах.
Миль низко поклонился и ушёл с Горном. Когда они вышли, граф Носе подошёл к регенту и тихим голосом сказал:
— Монсеньор, вы знаете, что я физиономист. Я внимательно следил за лицом Горна во время свидания с Вашим Высочеством. Это плохое лицо, очень плохое. Я убеждён, что он способен на преступление. Мне даже кажется, что он умрёт не своей смертью.
— Ба! — воскликнул регент недоверчиво. — Если бы вы сказали мне это о Миле, я мог бы поверить, но Горн... Нет!
— Это написано у него на лице, монсеньор. И если только я не заблуждаюсь, Миль разделит его участь.
Глава III. Кофейня Прокопа