Постепенное развитие Системы, приведшее публику в лихорадочное состояние, сделало улицу Кенкампуа более цветущей, чем когда-либо. Там можно было видеть, как знатные, высокопоставленные лица попросту смешивались с самыми грубыми игроками. Знать не колебалась разменивать на бумаги свои великолепные имения, иные продавали государственные облигации, а дамы приносили свои бриллианты. Странное неистовство, возбуждающее алчность крупных дельцов, заставило паи подниматься с поражающей быстротой. Способ ведения дел походил на морской отлив и прилив. Бой часов в конторе искусного банкира Павильона вызывал повышение паёв: это его служащие и конторщики шли в толпу и в различные конторы, покупая паи за любую цену. Толпа, всегда готовая следовать за общим течением, поступала таким же образом, вызывая тревогу у тех, которые продали раньше, а теперь, присоединившись к общей массе, спешили накупить паёв снова. Устроители же этой хитрости, выполнив свою задачу, тем временем исчезали. Два часа спустя, при свистке из конторы Флёри, соучастницы этой хитрости, выступали другие лица и расходились во все стороны, подобно первым, предлагая продать за какую угодно цену, пока паи не падали так же быстро, как подымались. Это был отлив. Оба движения сопровождались шумным гулом толпы, что напоминало шум волн, гонимых ветром».
Сходки на улице Кенкампуа составлялись не из одних парижан. Каждая провинция Франции имела здесь многочисленных представителей: гасконцы[89]
заметно преобладали и, благодаря своему неспокойному нраву, были самыми шумными и горячими игроками. Приток иностранцев в Париж был столь велик, что все гостиницы были переполнены. И сотни новых лиц ежедневно прибывали из различных мест страны. Все дилижансы, идущие от Марселя, Лиона, Экса, Бордо, Страсбурга и Брюсселя, были разобраны за два месяца вперёд, билеты на места в них продавались по двойной и тройной цене. Когда Система находилась в расцвете, было высчитано, что в Париже собралось полмиллиона приезжих, и большинство их в ту или иную пору дня стекалось на улицу Кенкампуа. Конторы снимались немцами, швейцарцами, итальянцами, голландцами, англичанами, фламандцами или приезжими из Лангедока, Прованса. Дофине, Нормандии и Лотарингии, вряд ли хоть одна принадлежала парижанину. Так как толпа состояла из людей разных стран, то говорили на всех языках: голландском, немецком, английском, испанском, итальянском. Это место являлось в полном смысле Вавилоном. Много перемен произошло на улице Кенкампуа со времени нашего рассказа, но она до сих пор отчасти сохраняет свой живописный вид. На некоторых старых домах можно заметить железные балконы, каменные статуи и тяжеловесные дубовые двери, обитые гвоздями с широкими головками, с железными скрепами. Всё это существовало во времена Лоу. У самой улицы Медведей стоит странный старый дом, словно на страже — это бывшая резиденция банкира Туртона. В царствование Луи-Филиппа[90] улица Кенкампуа была разделена пополам улицей Рамбюто. При устройстве Османом[91] широкого и великолепного Севастопольского бульвара было снесено много тёмных и кривых переулков в этой части города, но улицу Кенкампуа пощадили. Она доныне служит узлом значительной торговли, но вместо банкиров, биржевых маклеров и нотариусов доброго старого времени, её нынешними обитателями являются кожевники, кондитеры, аптекари, виноторговцы и продавцы каучука.Глава XI. Владения Джона и старые знакомцы
Лоу стал кумиром толпы. Простой народ считал его сверхъестественным существом. Послания и прошения лились на него дождём. Ему оказывались всевозможные почести. Его имя произносили рядом с именем молодого короля, и когда академия наук избрала его своим членом, он при вступлении в неё был встречен возгласами: «Да здравствует король и монсеньор Лоу!» Всё, что только было замечательного в Париже, ездило к нему на поклон. В его приёмных теснилось больше народу, чем в Пале-Рояле. Леди Катерина Лоу выслушивала самые льстивые похвалы: если б она была королевой, то не могла бы получать знаков большого уважения, чем те, которые оказывали ей самые знатные дамы. Герцогини и маркизы, приближаясь к ней, приветствовали её глубоким поклоном и целовали руку. Те же знатные лица оказывали самое лестное внимание и Кэти Лоу — хотя она ещё не достигла брачного возраста, от вельмож поступило несколько предложений. На роскошном балу, устроенном для неё отцом, присутствовало высшее избранное общество, первым прибыль папский нунций, который приветствовал её как королеву праздника и поцеловал её в лоб.