Джон, Пол, Джордж, Ринго и я (Реальная история ‘Битлз’)

В 1963 году его воспринимали, как любящего веселье, независимого холостяка, который включал своё обаяние поразительного воздействия, когда он хотел повлиять на своих соперников, коллег или понравившихся ему женщин. Даже на той ранней стадии его карьеры он мог быть приватно честным и прямым с помощниками и товарищами, но он часто бывал менее чистосердечным и открытым на публике. С самого начала Пол назначил себя единственным хозяином своей собственной судьбы. Он был спокойным дельцом, коим является и по сей день. Условно говоря, он по прежнему бросает последний взгляд в зеркало. У него был огромный дар убеждения среди битлов. Он добивался своего с помощью хитрости и вкрадчивости там, где Джон прибегал к крикам и нахальству. Возможно, Джон и был самым громким битлом, но Пол был самым проницательным. Я наблюдал, как он склоняет других к своей точке зрения во всех видах спорных ситуаций, - иногда мелких, иногда более значительных, иногда административных, иногда творческих. Джордж говорил мне, что когда он присоединился к Полу и Джону в составе ‘Каменотёсов’ в 1958 году, Пол уже вёл себя так, словно решения в группе принимал он. Согласно Джорджу: “Я прекрасно знал, что это был ансамбль Джона, и Джон был моим героем, моим идолом, но тем, как Пол говорил, он всячески демонстрировал, что он был настоящим лидером, тем, кто указывает, что ‘Каменотёсы’ будут делать и куда они будут двигаться, как группа”. По мне, в этом есть здравый смысл; из того, что я видел сам в 1963 году и позже, мнение и идеи Пола преобладали в ‘Битлз’, особенно в вопросах музыкальной линии поведения, как, например, стоит ли записывать новый номер или не нужно ли слегка изменить порядок песен для сценических выступлений группы. Я не видел, чтобы кто-нибудь из остальных устоял против него. Казалось, они одобряли, когда Пол добивался своего, побеждая в спорах Джона. Когда Пол хотел достаточно сильно чего-нибудь от Брайана Эпстайна, он говорил тихо, уговаривая этого человека, а не запугивая его. Когда Пол заглядывал ему прямо в глаза, защита Эпстайна улетучивалась. В терминах песенных стихов взглядом Пола на романтику была ‘Мишель’, а Джона – ‘Норвежский лес’. Когда Леннон и Маккартни решили сочинить ностальгические песни о своём родном Ливерпуле, у Джона появилась ‘Земляничные поля’, а у Пола – ‘Пенни-лэйн’.

Иногда Пол мог казаться самодовольным, эгоцентричным чудаком. Но так как он являлся половиной самой выдающейся сочиняющей песни команды в мире, то с такого рода верительной грамотой у него в наличии, любые поверхностные недостатки подлежали списанию на эксцентричность гения. В отличие от Джона и Брайана Эпстайна, у Пола, казалось, нет наполовину скрытых демонов, с которыми приходится иметь дело. Не считая его исключительных талантов, как композитора и исполнителя, больше всего меня впечатлила в нём его решительность. На его взгляд не было ничего невозможного. Чего бы он страстно ни пожелал, он посвящал этому всё своё внимание столько, сколько требовалось для достижения этой цели, победы в споре или выполнения задания. Если новая песня, в которую он верил, не получалась с первой попытки, он продолжал усердно над ней работать. ‘Вчера’ была классическим примером, начавшись, как навязчивая мелодия без настоящих слов, а закончившись много месяцев спустя, как самая записываемая и исполняемая композиция Пола. У Джона не было терпения или концентрации для написания ‘Вчера’, поэтому он открыто критиковал лучшую в истории балладу Пола. Пол устанавливал сам себе невозможные цели и достигал их без видимых усилий. Он ожидал таких же безусловных достижений и увлечённости от всех тех, с кем он работал и всё ещё работает в наши дни. Я использовал его для того, чтобы влиять на остальных, потому что в любом случае это то, чем Пол занимался всё время.