Джонатан Стрендж и мистер Норрелл

Семь лет назад дом мистера Лассельса на Бретон-стрит считался одним из лучших в Лондоне. Он изумлял тем совершенством, какого может достичь лишь очень богатый и незанятый человек, посвятивший бо́льшую часть времени собиранию картин и скульптур, а бо́льшую часть душевных сил – выбору мебели и обоев. Лассельс обладал безупречным вкусом и способностью соединять цвета в самых свежих и поразительных сочетаниях. Особенно ему нравились голубовато-серые тона и темная бронза. Однако он не привязывался к тому, чем владел, и продавал картины так же часто, как и покупал, не превращая свой дом в переполненную картинную галерею, как это нередко случается с коллекционерами. В каждой комнате было лишь несколько полотен и предметов искусства – зато лучших и самых примечательных в Лондоне.

Впрочем, в последние семь лет великолепие дома начало постепенно тускнеть. Цвета были все так же изысканны, но не менялись уже семь лет. Мебель, спору нет, была дорогой, однако самой модной и современной она считалась семь лет назад. За эти годы в собрании мистера Лассельса не объявилось новых приобретений – замечательные скульптуры, привозимые в Лондон из Италии, Египта и Греции, попадали в руки других джентльменов.

Мало того, в доме появились все признаки того, что хозяин занялся какой-то полезной деятельностью, что он работает. Доклады, рукописи, письма и правительственные документы лежали на всех столах и стульях, экземпляры «Друзей английской магии» и книги по волшебству можно было увидеть в каждой комнате.

Лассельс по-прежнему презирал всякий труд, однако с приездом мистера Норрелла в Лондон стал занятым человеком. Именно он предложил лорда Портисхеда на должность редактора «Друзей английской магии», но то, как его милость исполнял редакторские обязанности, доводило Лассельса до исступления. Лорд Портисхед во всем уступал мистеру Норреллу, учитывал все его замечания и поправки; в итоге журнал с каждым номером становился все скучнее и велеречивее. Осенью 1810 года Лассельс добился для себя должности соредактора. Журнал имел самое большое в Англии число подписчиков, и к работе следовало относиться очень серьезно. Вдобавок Лассельс писал статьи по магии для других журналов и газет, консультировал министров по вопросам магии, почти ежедневно посещал мистера Норрелла, а в свободное время изучал историю и теорию волшебства.

Через два дня после визита Стренджа к миссис Буллуорт Лассельс в своей библиотеке трудился над очередным номером «Друзей английской магии». Было уже за полдень, но он еще не выкроил времени, чтобы побриться и одеться, поэтому сидел в халате за грудой книг, бумаг, немытых тарелок и кофейных чашек. Нужное письмо куда-то запропастилось, и Лассельс пошел его поискать. В гостиной кто-то сидел.

– А, – произнес Лассельс, – это вы.

Жалкое создание в кресле подняло голову.

– Лакей пошел вас искать, чтобы доложить обо мне.

– А! – Лассельс замолчал, явно не зная, что добавить, потом сел в кресло напротив гостя, подпер подбородок кулаком и задумчиво уставился на Дролайта.

Дролайт был бледен, глаза ввалились. Платье покрылось пылью, туфли были почищены кое-как, а воротник и манжеты засалились.

– Очень нелюбезно с вашей стороны, – произнес наконец Лассельс, – принимать деньги за то, чтобы меня разорили, искалечили и довели до безумия. И от кого – от Марии Буллуорт! Не понимаю, чем я ей так досадил. Ее вина не меньше моей. Я не принуждал ее выходить замуж за Буллуорта – просто предложил ей выход, когда она сказала, что не может больше его видеть. Это правда, что она просила Стренджа наслать на меня проказу?

– Возможно, – вздохнул Дролайт, – не могу сказать наверняка. Главное, вам решительно ничего не грозило. Вы сидите здесь, богатый, здоровый, преуспевающий, как всегда, а я – несчастнейший человек в Лондоне. Я три дня не спал. Сегодня утром руки у меня так тряслись, что я едва мог завязать галстук. Вы представить себе не можете, что значит для меня появляться на людях таким пугалом. Хотя какое это имеет значение – меня никто не принимает. Ваш дом – единственный, куда меня впустили. – Дролайт помолчал. – Мне не следовало вам об этом говорить.

Лассельс пожал плечами.

– Вот чего я не могу понять: как вы могли рассчитывать, что преуспеете в этой нелепой затее? – спросил он.

– Она не была нелепой! Напротив, я тщательно подбирал… клиентов. Мария Буллуорт живет в полном уединении. Гатком и Тантони – пивовары! Из Ноттингемшира! Кто мог предвидеть, что они встретят Стренджа!

– А как насчет мисс Грей? Арабелла Стрендж познакомилась с ней у леди Уэстби на Бедфорд-Сквер.

Дролайт вздохнул:

– Мисс Грей было восемнадцать лет, и она жила со своими опекунами в Уитби. По завещанию отца она должна была находиться под их опекой до тридцати шести лет. Опекуны не любили Лондон и не собирались уезжать из Уитби. Два месяца назад они оба простудились и скоропостижно умерли, а мерзкая девчонка немедленно укатила в столицу. – Дролайт замолчал и нервно облизнул губы. – Норрелл очень зол?

– Никогда его таким не видел, – тихо ответил Лассельс.