Джонатан Стрендж и мистер Норрелл

Стрендж вспомнил Винкулюса: встав из зимних зарослей, тот старательно отряхивал одежду от земли, листьев, семян. Вспомнил, как, стоя на зимней дороге, тот торжественно что-то декламировал. Однако, что говорил Винкулюс, Стрендж начисто не помнил. Тогда он не собирался становиться волшебником, а потому и не слушал.

– Мне кажется, я вспоминаю о каком-то предсказании, мадам, – ответил он, – но, по правде говоря, я слышал его давно и не помню. Так что же предрекает нам пророчество? Другому волшебнику и мне?

– Поражение.

От неожиданности Стрендж даже заморгал.

– Я… я не думаю… Поражение? Нет, мадам, нет. Уже поздно. Мы и так самые успешные волшебники со времен Мартина Пейла.

Дама промолчала.

Слишком ли поздно для поражения? Стрендж не мог сказать точно. Он подумал о мистере Норрелле в доме на Ганновер-сквер, о мистере Норрелле в Хартфью, о мистере Норрелле, выслушивающем комплименты министров и любезно беседующем с принцем-регентом. Забавно, что он черпал уверенность в успехах мистера Норрелла, однако в тот миг ничто не казалось таким же прочным и непоколебимым. Фея, конечно, ошиблась.

Следующие несколько минут они были заняты танцем. Когда строгий порядок музыки снова свел их вместе, дама заметила:

– Очень смело с вашей стороны было сюда явиться!

– Почему? Чего я должен бояться, мадам?

Она рассмеялась.

– Как, по-вашему, сколько английских волшебников навечно осталось лежать в этом бруге? Под этими звездами?

– Не знаю.

– Сорок семь.

Стрендж невольно поежился.

– Не считая Питера Поркисса. Однако он был не волшебником, а профаном[148].

– Ясно.

– Не притворяйтесь, будто понимаете, о чем я говорю, – резко заявила дама. – Вам не ясно ровным счетом ничего.

Стрендж снова не нашелся, что ответить. Она так быстро раздражалась. С другой стороны, что в этом необычного? И в Бате, и в Лондоне дамы очень часто притворяются, будто бранят тех джентльменов, чьего внимания добиваются. Судя по всему, эта особа принадлежит к тому же разряду. Он решил рассматривать суровую манеру просто как вид кокетства. Может быть, это ее немного успокоит? Непринужденно рассмеявшись, волшебник заметил:

– Кажется, вам известно многое из того, что происходило в этом бруге, мадам.

Он ощутил легкий трепет, произнося столь древнее и романтичное слово.

Дама пожала плечами.

– Я гощу четыре тысячи лет[149].

– Я был бы счастлив побеседовать на эту тему, когда сможете найти время.

– Лучше скажите, когда вы сам сможете еще раз найти время! Я готова ответить на все вопросы.

– Вы очень добры. Благодарю.

– Не за что. Значит, ровно через сто лет?

– Что? Простите, не понял…

Однако, судя по всему, дама решила, что и так сказала слишком много, а потому гость не смог добиться он нее ничего, кроме заурядных замечаний относительно бала и танцующих.

Музыка смолкла, и они расстались. За всю жизнь Стрендж еще ни разу не вел такой странной беседы. С какой стати она не верит, что магия в Англии возродилась? И что за глупости насчет сотни лет? Он утешал себя мыслью, что особа, которая почти не покидает древний особняк в глухом темном лесу, вряд ли ясно представляет события в мире.

Стрендж присоединился к тем, кто наблюдал за танцами, стоя возле стены. Во время следующей фигуры рядом с ним оказалась особенно хорошенькая дама. Однако с красотой ее лица резко контрастировал глубоко несчастный вид. Она положила руку на плечо партнера, и волшебник заметил, что на очаровательной ручке не хватает мизинца.

«Странно! – подумал он, непроизвольно дотронувшись до кармана, в котором лежала коробочка из серебра и фарфора. – Может быть…» Однако в результате какой цепочки событий некий волшебник мог дать эльфу палец кого-то из его, эльфа, домашних? Логика отсутствовала полностью. Может быть, никакой связи и нет.

Однако рука дамы казалась такой маленькой и белой… Сомнений не оставалось – лежащий у него в кармане палец подойдет ей совершенно точно. Стрендж был заинтригован, он решил непременно приблизиться к незнакомке и спросить, как она утратила палец.

Танец закончился. Дама разговаривала с другой особой, стоявшей к нему спиной.

– Прошу меня извинить… – начал Стрендж.

Другая особа обернулась. Перед ним стояла Арабелла.

На ней было белое платье с накидкой из голубой сетки, украшенной бриллиантами. Они сияли, словно снег на солнце. Такого наряда, таких украшений у нее никогда раньше не было. Прическа сверкала крошечными, похожими на звезды, цветами, а вокруг шеи вилась черная бархатная лента.

Арабелла смотрела со странным выражением – во взгляде ее смешались удивление, восторг, неверие и даже страх.

– Джонатан! Посмотри, дорогая, это же Джонатан! – воскликнула она, обращаясь к подруге.

– Арабелла, – заговорил Стрендж. Не зная, что сказать, он протянул к ней руки, однако она даже не прикоснулась к ним. – Словно не отдавая себе отчета, Арабелла отступила на шаг и крепко ухватилась за руку незнакомой дамы, как будто та теперь – ее единственная защита.

Незнакомка, подчиняясь призыву Арабеллы, взглянула на пришельца.