– И что именно они сказали?
– Не собираюсь повторять бредни слуг.
– Конечно, конечно! Но мистер Норрелл попросил бы вас на секунду отступить от своих благородных принципов и рассказать все, как есть – искренне и открыто. То есть точно так же, как он сам отвечал на ваши вопросы.
Генри Вудхоуп закусил губу. Ему потребовалось не меньше минуты, чтобы собраться с духом.
– Они заявили, что в могиле, в гробу, лежало полено, кусок черного дерева.
– А тела не было? – едва слышно уточнил Ласселлз.
– А тела не было, – словно эхо, повторил Вудхоуп.
Ласселлз взглянул на мистера Норрелла. Мистер Норрелл смотрел на свои руки.
– При чем тут смерть моей сестры? – нахмурившись, поинтересовался Генри, а потом, повернувшись к мистеру Норреллу, добавил: – Из того, что вы изволили сказать ранее, я заключил, что в смерти Арабеллы не было ничего экстраординарного. Насколько мне удалось понять, магия здесь не играла никакой роли?
– О, напротив! – возразил Ласселлз. – Магия определенно имела место. Сомневаться не приходится. Вопрос лишь в том, чья это была магия.
– Прошу прощения? – не понял Генри.
– Для меня это слишком глубокие материи, – заявил Ласселлз. – Лишь мистер Норрелл способен в них разобраться.
Генри растерянно переводил взгляд с одного джентльмена на другого.
– Кто сейчас рядом с мистером Стренджем? – спросил Ласселлз. – Полагаю, его слуги?
– Нет. Думаю, слуги того дома, в котором он квартирует. А дружит он с одной английской семьей. Довольно странные, на мой взгляд, люди. Обожают путешествовать – и джентльмен, и дамы.
– А фамилия их?..
– Грейстоуны или Грейфилды. Точно не помню.
– И откуда же они, то ли Грейстоуны, то ли Грейфилды?
– Не знаю. По-моему, Джонатан мне этого не писал. Насколько я понял, джентльмен служил корабельным доктором, а жена его, ныне покойная, француженка.
Ласселлз молча кивнул. Сумерки сгустились настолько, что Генри Вудхоуп уже не мог разглядеть лиц собеседников.
– Вы выглядите бледным и усталым, мистер Вудхоуп, – заметил Ласселлз. – Может быть, вам не на пользу лондонский климат?
– Я очень плохо сплю. С тех пор, как начали приходить эти письма, мне постоянно снятся кошмары.
Ласселлз понимающе кивнул.
– Иногда человек держит в сердце такое, что ни за что на свете не скажет вслух, даже наедине с собой. Вы очень любите мистера Стренджа, не так ли?
Генри Вудхоуп явно растерялся, что вполне простительно: ведь он не имел ни малейшего понятия, к чему клонит Ласселлз. Однако вслух он произнес лишь следующее:
– Благодарю за совет, мистер Норрелл. Я поступлю так, как вы сказали. Ну, а теперь мне можно забрать письма?
– Что до писем, – опять вмешался Ласселлз, – то мистер Норрелл просил бы оставить их на некоторое время в его распоряжении. Он считает, что из них можно немало почерпнуть.
Генри Вудхоуп собрался было возразить, однако ему не дали произнести ни слова:
– Мистер Норрелл думает лишь о благе Стренджа! – укоризненно воскликнул Ласселлз. – Все исключительно ради него самого!
Вот так и случилось, что Генри Вудхоуп оставил письма мистеру Норреллу.
Едва посетитель ушел, Ласселлз заметил:
– Наш следующий шаг – послать в Венецию своего человека.
– Да, – согласился Норрелл. – Я очень хочу узнать истинное положение вещей.
– Отлично. – Ласселлз коротко и презрительно усмехнулся. – Истинное…
Норрелл стрельнул маленькими острыми глазками, но продолжения не последовало.
– Не знаю, кого мы сможем туда послать, – заговорил волшебник. – Италия слишком далеко. Насколько мне известно, путешествие растянется недели на две. Отпускать на такой срок Чилдермаса я не хочу.
– Хм, – неопределенно произнес Ласселлз. – Я имел в виду вовсе не Чилдермаса. Более того, против его поездки можно привести целый ряд возражений. Вы сами подозревали его в симпатии к Стренджу. Так что мне представляется крайне нежелательным, чтобы эти двое оставались вместе в чужой стране – там, где они могут сговориться против нас. Нет, я знаю, кого надо послать!
На следующий день слуги Ласселлза отправились в различные районы Лондона. Они посетили даже самые неприглядные места, в частности, трущобы Сент-Джайлс, Севен Дайлс и Саффрон-хилл. В богатых и роскошных районах они тоже побывали – на Голден-сквер, в Сент-Джеймс и Мэйфере. В итоге им удалось собрать странную, пеструю компанию: портных, перчаточников, шляпников, сапожников, ростовщиков (их оказалось очень много), судебных приставов, владельцев питейных заведений. Все эти люди явились в дом Ласселлза на Брутон-стрит, где их впустили на кухню (вполне понятно, что хозяин не захотел принимать подобных посетителей в гостиной). Ласселлз спустился собственной персоной и каждому из присутствующих заплатил определенную сумму, якобы переданную кем-то другим. Холодно улыбнувшись, он пояснил, что это пожертвование. Действительно, почему бы не проявить благотворительность накануне Рождества?