Джони, оу-е! Или назад в СССР 3

— Оставляем и… Спасибо тебе, что позвал и… Что так играешь мою музыку.

— Да, брось ты. Тебе спасибо. Мне твои песни очень нравятся.

Следом записали «Зеркало мира», «Поиграй со мной, гроза», «Я сам из тех…», «Ночная птица», «Когда поймешь умом», «Мой друг художник и поэт», «До свиданья, милый друг»[62].

К сожалению больше я не знал песен, написанных Никольским до семьдесят девятого года, а потому и не записал на эту плёнку других. Когда эти песни закончились, Константин даже расстроился.

— А другие ты не записал?

— Я, наверное их не знаю, ведь я не местный, — засмеялся я.

— Ах! Ну, да! Ты так здорово говоришь по-русски, что я забыл, что ты француз. А ты точно — француз?

— Поедем весной в Париж, я покажу тебе мою трёхэтажную виллу. Там, кстати, рядом Джонни Холлидей живёт. Знаешь такого французского рокера?

— Конечно знаю.

— Я с ним играл почти полгода. Диск ему записал.

— У тебя ловко получается. И играешь ты классно. И на барабанах, и на клавишах, и на гитаре? Группу не набираешь?

— Да как не набираю. Набрал одну, концерты отыграем — разбежимся. Короткий проект. Молодёжь набрал к фестивалю готовлю. Помогаю пока. Сейчас в зале репетируют.

— Можно посмотреть? — заинтересовался Никольский.

— Пошли. Пока поставлю переписывать, посидим, посмотрим, что там делается, кофе попьём.

В зале ребята работали, разбившись на группы и надев наушники.

— А по чём это стучат ребята? Барабанщики да?

— Барабанщики, да. Это электронные барабаны.

Электронные барабаны фирмы «Rainbow» пришли ещё в ту пятницу, но растаможил я их только в эту среду. С ними было удобнее полноценно репетировать на одной сцене нескольким коллективам. Надел наушники и колоти от души по шестигранным подушкам. Причём мои ударные были значительно лучше первых ударных установок, которые выпустит компания Simmons. Хначительно. Опять же потому, что я знал как их сделать такими, какими они стали в двадцатых годах третьего тысячелетия. У меня у самого дома были такие. Ха-ха…

Никольский налил себе большую кружку заваренного в кофеварке кофе и внимательно смотрел на репетирующих. Потом сказал:

— А послушать можно?

— Ха-ха! Ты же просил посмотреть? А теперь ещё и послушать…

— Я, как-то, не думал, что у тебя тут так наворочено, — тоже посмеялся Никольский. — Зашифровано…

Я встал, перебрался к пульту, переключил коммуникаторы и зал вздрогнул от тяжёлого девчачьего рока. Краем глаза я заметил, как вздрогнул и пролил на себя кофе Никольский.

— Там салфетки есть, — прокричал ему я.

— Охренительно! — прокричал Константин, беря салфетки и вытирая джинсовую рубашку. — Всё, хана рубашке. Будешь должен!

— Сам виноват! Крепче руки иметь надо и нервы, — прокричал я смеясь.

— Предупреждать надо, — громко смеялся Никольский.

Кофе в стеклянном кофейнике тряслось, словно от землетрясения.

— Потише сделай! — крикнул Константин.

Я сделал звук нормальным.

— Что у тебя за девчонки такие?! — удивлённо крутя головой спросил он. — Где ты их взял?

— Тут. Сами пришли.

— Да они играют как богини! Ха! Нет-нет! — он рассмеялся. — Как чертовки! Это ты их настропалил?

— Совсем немножко.

— Ага! Они на тебя косятся, как тигрицы в клетке. Те тоже вроде не замечают дрессировщика, а сами на стек посматривают и на хозяина.

— Выдумываешь! — отмахнулся я, но мысленно согласился с ним. Надо бы уменьшить н а них своё давление. Хотя… Может так и надо. До фестиваля, по крайней мере, пусть потерпят.

— Тут ко мне Серёжа Кавагое и Женя Маргулис подкатывались… Э-э-э… Ты, кстати, зачем Серёгу евреем назвал?

— Я назвал?! — удивился я. — Не мог я назвать его евреем. Он же японец.

— А он говорит, что назвал. В пятницу, когда вы обсуждали, можно работать в воскресенье или нет.

— Ха! Так это я в общем. Если бы Маргулису сказал, тот бы точно обиделся. А так смотрел на Кавагое, а говорил для всех евреев.

— Ха-ха! Понятно! Я поясню ему. Так вот… Подходили с предложением сделать группу типа «Машины Времени». Серёге не нравится, как Макар поёт и что он на себя одеяло тянет.

— А как он тянет? Он песни пишет, он их и поёт. По-моему неплохо поёт. Своеобразно, конечно. Немного по бардовски. Голоса у него нет, но народу нравится.

— Народу нравится, потому что другого такого и рядом нет. Воскресенье распалось. Стас Намин мудрит с музыкой и кормится из госкормушки. Нет других, но Женька с Серёгой уйдут. Сергей точно уйдёт, а Маргулис… Если будет куда. Макар сложный, хотя и добрый. Он быстро загорается, перепрыгивает как воробей, с темы на тему. Короче… Я не могу. Учусь. Времени совсем нет. А ты, смотрю, берёшься за всё и сразу.

— Ты предлагаешь мне с ними сойтись?

— Ну…

— Да, пусть приходят. Посидим… У меня коньяк есть нормальный. Трезво всё обсудим. И ты приходи, приводи ещё ребят. Места на всех хватит. У меня тут большой проект намечается. Очень большой. Сейчас вокруг этого рок-клуба всё крутится станет. Уже крутиться начинает. Концерты проводить будем, музыку записывать.

Никольский слушал внимательно и дышал глубоко, словно всасывая в себя, вдыхая воздух свободы.

— Куда приходить? Сюда?