Джони, оу-е! Или назад в СССР 3

— Нет, жив ещё Леонид Ильич, — понял я и, встав с дивана, снова переключил на другую программу.

На второй шёл какой-то телевизионный спектакль. Я посмотрел в программу.

— Д. Пристли «Он пришёл», — прочитал я. — Телеспектакль. Ага, что-то английское.

«Добрых товарищей» Джона Пристли я читал года два назад в Британии. Мне роман понравился. Играли наши актёры неплохо, но я всё равно уснул прямо в спортивном костюме. Британские романы тягомотны даже если хороши.

Утром, совершив моцион, я выбежал на пробежку в сторону университета, сказав охраннику, что буду к обеду. На воротах стоял другой человек, который взял «под козырёк» и сказал:

— Предупрежу обслугу.

Позвонил Ситковецкому в восемь тридцать, а в девять часов они уже прибыли в театр. И это не смотря на понедельник. Жигули «копейку» Кельми они, используя мою протекцию, загнали на «театральный дворик» прямо под фасад МГУ.

Настраивали аппаратуру минут тридцать, потом прогнали первую композицию, которую они называли «Увертюра». По мне так поолная хрень, но я даже не поморщился, а сделал всё, что мог, «вытянув» пустоту тактов.

— Но что можно сделать, если нет музыки, — думал я.

Прослушали запись. Вем понравилось. Следом проиграли песню «Ловец снов», настроили компьютер, записали, прослушали. Снова претензий не было. Причём как я не пытался урезать голос, Ситковецкий настоял на доминировании голоса над музыкой, хотя по лицам некоторых, например Кельми и Кутикова, было видно, что оони солидарны со мной. В общем, как не старался и не настаивал на своём видении музыки, получилось следующее[59]. Я переписал запись на обычную плёнку и передал Ситковецкому, а он передал мне двести рублей. Потребовалось для заработка таких денег три часа работы.

— Хороший бизнес, — сказал Ситковецкий.

— Это? — спросил я, показывая двести рублей. — Эти деньги даже капли пота моей не стоят. Но к сожалению, это цена вашей музыки. Больше она не стоит.

— Тебе не кажется, что ты слишком много на себя берёшь? — выпятив нижнюю челюсть, выступил вперёд Ситковецкий.

Теперь он сделал запись и смотрел на меня пренебрежительно, как на сантехника, пришедшего починить канализацию.

— Это так и есть, — сказал я. — И не обижайся, а сравни эту музыку с музыкой любой зарубежной группы, например той же «Пинк Флойд», или, если брать твой любимый арт-рок, Electric Light Orchestra.

— Да, чпо ты вообще понимаешь в арт-роке? Это тебе не хард-рок, где колбась по струнам и барабанам и в шуме никто не разберёт слов. Это настоящее искусство. Есть у тебя настоящее искусство, французский выскочка?

Ситковецкого трясло. Он был нормальный парень и считался лучшим гитаристом Союза. И потом он выправится. Сделает группу «Автограф», где чуть-чуть подправит уровни звука. Это общая беда наших ансамблей — звук, как решето.

Услышав в словах Ситковецкого вызов, я пошел к пульту, вставил в синтезатор нужный картридж, нашёл правильную программу, включил и сев за клавиши исполнил одну из моих любимых композиций группы ELO «Ticket To The Moon»[60]? Со всеми клавишными вариациями и раскладкой голоса на три в нужных местах.

Я пел и смотрел на изменяющееся лицо Ситковецкого. Он явно порывался уйти, но что-то его удерживало. Наверное — музыка. Я исполнял песню из следующего концерта ELO, вышедшего в восемьдесят первом году. Зачем я это делал? Не знаю, но мне было стыдно за то, что делают эти ребята. Стыдно и жаль их таланта. Им настолько промыли мозги, и так обложили красными флажками запретов, что они даже желая, не могли делать хорошую музыку. Может быть я хотел своим примером сломать барьеры, порвать верёвку с флажками. И видит Бог, я не хотел над ними издеваться или выставлять себя как некоего, прости Господи, Мессию. Музыка в моих руках было лишь средством, пробуждающим СССР ото сна.

Глава 33

Ситковецкий скривился.

— Ты попробуй на русском сочини что-то путное.

— Дело не в языке, а в музыке. И даже не в музыке, как как её записывать. Вы пришли записать, я попытался записать так как я её понимаю, однако записал, как хотел ты. Записать, записал, но имею право на своё субъективное мнение. Причём мнение человека, знающего рынок. Правда зарубежный. Ваш не знаю. Он пока ещё странный, ваш музыкальный рынок и поэтому, даже такое творчество как твоё пока востребовано. Ибо нет такого, как на западе.

— Ибо… Откуда ты приехал и где учил русский язык? — Ситковецкий уже слегка подостыл.

— Из Франции и во Франции, — ответил я. — Ты не обижайся. Я бы на твоём месте наоборот прислушался. Холидея тоже я продюсировал и записывал и сравни его предыдущие диски с последним. Это я не хвастаюсь, а констатирую факт. Просто я знаю, как должно звучать и что надо сделать, что бы так звучало.

— А другие, значит, не знают? — хмыкнул Ситковецкий.

Я говорил спокойно, мягко, без нажима. Мне нужно было, чтобы он пришёл ещё, чтобы они пришли ещё.

— Давайте просто попробуем записаться ещё раз с моими заморочками. Вы даже продюсерские мне заплатите, только если понравится то, что получится. Ок? Только материал я вам подберу сам. Договорились?