Джонни-ангел

Подарки привели всю семью в возбужденно-восторженное состояние. И только когда Элис отправилась на кухню, чтобы приготовить всем завтрак (мягкие банановые вафли, которые она готовила каждое Рождество), она снова почувствовала, что ей нездоровится. Она, впрочем, приписала это праздничному волнению и своим тревогам по поводу приближающейся разлуки с Джонни, поэтому проигнорировала посасывание под ложечкой. Куда больше ее беспокоило, что ей с Бобби, по-видимому, вскоре придется прощаться со старшим сыном и любимым братом, поэтому очень скоро она и думать забыла о своем недомогании.

Подавая своим домашним только что испеченные вафли, Элис заметила, что Джонни тихо сидит в сторонке и вид у него утомленный. В этом не было ничего удивительного — за прошедшие три месяца он сделал для них так много, что немудрено было и устать, и все же Элис ощутила какой-то болезненный толчок в сердце.

И снова, как бывало уже не раз, Джонни угадал ее мысли. Улыбнувшись, он поднялся и, подойдя к ней, встал совсем рядом, вожделенно поглядывая на блюдо с вафлями.

— Как же мне хочется их съесть! — вздохнул Джонни. При этом он снова стал похож на обыкновенного мальчишку, каким Элис его помнила, и она не сдержала горестного вздоха. Ей тоже хотелось, чтобы он мог хотя бы попробовать вафли, или пирог с яблоками, или свой любимый ананасовый мусс. А еще она хотела, чтобы он не погиб полгода назад, или чтобы сейчас он мог остаться с ней навсегда, но это было не только невозможно, но и — как вдруг остро осознала Элис — несправедливо по отношению к нему. Она ничего не знала о тех законах, по которым текла нынешняя его жизнь, но не сомневалась: так же, как и на Земле, ее сын должен жить дальше, чтобы исполнить свое предназначение, в чем бы оно не заключалось. Да, его неожиданная смерть — да еще в таком юном возрасте — еще недавно казалась ей несправедливой, но теперь она поняла или почти поняла: у каждого своя судьба. И самое главное — со смертью жизнь не заканчивается.

Джим и Шарли тем временем взяли по второй порции вафель, а Бобби еще не съел первую. Он был очень занят, рассказывая отцу и сестре, как работают его новые машинки и как их собирать.

— Парень явно наверстывает упущенное, — сказал Джим, после того как его дети (за исключением Джонни, который остался за столом, наслаждаясь ароматом вафель) покинули кухню.

— Да, — согласилась Элис. Ей снова было нехорошо, хотя за столом она почти ничего не ела. К счастью, ни Джим, ни дети этого не заметили, и только Джонни, похоже, насторожился.

— Почему, как ты думаешь, Бобби снова заговорил? — спросил Джим, с нежностью глядя на жену. Еще никогда она не казалась ему такой красивой, и, не удержавшись, он обнял ее и поцеловал в щеку.

— Почему? Что его подтолкнуло? — снова спросил Джим. Для него возвращение к сыну способности говорить было отпущением его самого большого греха. Пять трудных лет Бобби страдал и расплачивался за отцовскую вину и вот теперь избавился от муки, которая тяготела не только над ним, но и над всей семьей. И иначе чем благословением свыше Джим назвать случившееся не мог.

— Наверное, это просто чудо, — ответила ему Элис, и он не мог с ней не согласиться. К чему искать какие-то объяснения, размышлял Джим, когда нужно только одно — быть благодарным за этот чудесный подарок судьбы.

Потом он отправился в гостиную, чтобы посмотреть по телевизору футбольный матч. Скоро к нему присоединилась Шарлотта, а Элис осталась в кухне, где она продолжала заниматься хозяйственными делами. Компанию ей составил Джонни, а затем и Бобби, притащивший с собой добрую половину своих новых игрушек.

— Как ты себя чувствуешь, мама? — спросил Джонни, после того как несколько минут пристально наблюдал за матерью. — Ты какая-то бледная.

— Со мной все в порядке, — сдержанно ответила Элис. По правде сказать, чувствовала она себя не лучшим образом, но ей не хотелось никого волновать в этот праздничный день. Элис со смесью раздражения и страха подумала, что это, похоже, опять дает знать о себе язва. Но до поры до времени Элис решила не паниковать.

— Нет, я действительно чувствую себя нормально, — добавила она на всякий случай, но Джонни ее слова, по-видимому, не убедили.

— Мне кажется — ты меня успокаиваешь, — сказал он, и его голос снова прозвучал очень серьезно. — Сходи-ка ты лучше к врачу, прямо завтра и сходи.

— Схожу, если до завтра у меня все не пройдет, — пообещала она.