Джонни Бахман возвращается домой

— Давай оставим его в покое, — сказала она, — и ты меня тоже. Мне надо спешить. Через какие-нибудь полчаса здесь начнется настоящее столпотворение!

21

Столпотворение.

Джонни нужен дяде Коле.

Теперь плачет Ганка.

То, что Ганка назвала столпотворением, не заставило себя долго ждать. Началось с того, что приехало несколько грузовиков. С разных сторон подъезжали колесные бронетранспортеры, в которых, плотно прижавшись друг к другу, сидели или лежали солдаты. Машины каждый раз останавливались неподалеку от трех палаток, которые издалека можно было узнать по флажкам с красным крестом. Там их уже ждали врачи и санитарки в чистых белых халатах.

Джонни, которому после заготовки дров было поручено подтапливать походную кухню, среди санитарок узнал и Ганку. Почти все солдаты на грузовиках были перебинтованы. Форма на них была порвана и пропиталась кровью. Многих приходилось снимать с машин на руках, Тетя Даша, которая распоряжалась очередностью подъезда машин к палаткам, наклонялась то над одним раненым, то над другим и тихо что-то говорила им. Видимо, она утешала или давала советы. Она и сама помогала переносить раненых. Солдат перевязывали и размещали в палатках.

Только к полудню наступило временное затишье. Грузовики уехали, и место для приема раненых опустело. Однако сильное нервное напряжение у санитаров долго не проходило.

Из палатки с флагом вышла стройная женщина. Она выглядела несколько иначе, чем медсестры или санитарки, и, судя по виду, была погружена в какие-то свои мысли. На ней был белый передник из клеенки. Мимо нее пронесли носилки, покрытые белой простыней. Женщина бегло взглянула на них. Прислонясь к туго натянутому канату палатки, она закурила папиросу. Быстро сделав несколько затяжек, снова исчезла в палатке.

Дядя Коля несколько раз посмотрел на свои карманные часы и вдруг заторопился. Он открыл острым кухонным ножом около пятидесяти банок мясной тушенки, предназначенной для каши. Джонни, обвязанный слишком большим для него передником, высыпал в котел содержимое консервных банок.

Тем временем к кухне стали подходить санитарки. Они по двое несли высокие гладкие бачки, которые повар доверху наполнял кашей с мясом. С небольшим бачком подошла и Ганка. Она выглядела бледной, ее маленькая белая шапочка, прикрывавшая волосы, сползла набок.

— Помочь тебе? — спросил Джонни, когда повар наполнил ее бачок.

Девушка провела рукой по лбу.

— Очень тяжелый день сегодня. Давно уже не было сразу так много раненых, — с горечью вздохнула она.

Джонни нагнулся к бачку, чтобы взяться за ручку. Ганка слабо отмахнулась:

— Не надо…

— Я смогу, — сказал Джонни. — Знаешь, я сегодня уже так много сделал: топил кухню, чистил овощи, даже у большого котла стоял. Если хочешь, я помогу тебе с бачком…

Вдруг он заметил на глазах у Ганки слезы. Он испуганно спросил:

— Что-нибудь случилось?

Ганка молчала.

— Уж не с Петей ли?

Девушка отрицательно покачала головой.

— Среди раненых, — сказала она, — находится и товарищ Ешке.

Мальчуган непонимающе смотрел ей в лицо. Рукавом халата Ганка вытерла слезы и снова постаралась казаться равнодушной. Наконец Джонни понял.

— Эрнст Ешке, это — один из двух хороших немцев?

— Да.

— Я хотел бы его увидеть.

— Нельзя.

— Почему?

— Он тяжело ранен и все еще находится без сознания. Вон там, — она показала на палатку с флагом, у которой недавно стояла молодая, изящная женщина, — его сейчас как раз оперируют,

22

Любопытство Джонни.

В палатке для раненых.

Знакомство с Эрнстом Ешке.

У всех есть какая-то тайна…

У Джонни пробудилось любопытство. Кто же он такой, этот Эрнст Ешке? Что он вообще делает здесь среди русских солдат?

Джонни представил себе высокого, сильного, как медведь, человека, с черной бородой и сильным басом, который один мог бы увезти кухню дяди Коли. Желание увидеть этого немца становилось все сильнее. Чем больше он о нем думал, тем таинственнее он ему казался.

После еды Джонни помог вычистить большой котел; он наливал в него чистую воду и тер тряпкой. Когда дядя Коля вернулся в свою повозку, чтобы немного поспать, мальчуган стал прогуливаться вокруг кухни, все чаще посматривая на палатки. И не только из любопытства. Кажется, здесь было и что-то другое. Джонни немного завидовал незнакомому человеку, которого Ганка уважала и из-за которого даже плакала.

Под одним из фургонов Джонни увидел Трехногого. Он лежал вытянувшись, положив лохматую голову на передние лапы. Джонни осмелился и негромко позвал:

— Трехногий!

Собака подняла голову.

— Ну, иди же ко мне, иди!

Собака поднялась, не очень быстро, правда, но все же встала. Она отряхнула пыль с черной косматой шерсти и лениво зевнула. Затем она не спеша подбежала к Джонни, ткнула его своим влажным, блестящим носом и уставилась на него.