Джонни Бахман возвращается домой

— Отдохни здесь немного, — предложил девочке Джонни. — А я за это время кое-что разведаю. — Его беспокоило то, что они до сих пор нигде не натолкнулись на людей.

Нанни подозрительно посмотрела на него снизу вверх.

— Ты хочешь бросить меня здесь одну? — тихо захныкала она.

— Совсем ненадолго, я скоро вернусь.

— Ты не вернешься! Я знаю, ты хочешь от меня убежать.

— Не бойся! — Недоверчивость девочки начинала злить его.

Он бросил девочке свою куртку, потому что она ему только мешала. Одновременно он как бы хотел доказать ей; смотри, мол, я даже оставил тебе в залог свою куртку. Взобравшись на самую высокую кучу обломков, он вновь увидел прямо перед собой разбитый трамвай, возле которого осталась сидеть девочка. Нанни сняла с ног сандалии. В своем зеленоватом платье она напоминала островок дикорастущего кустарника. По ту сторону от трамвая были видны лишь развалины домов, которые вдалеке как бы смыкались. А позади них торчало несколько церковных башен и фабричных труб.

Мальчик на миг застыл на месте. Солнце слепило ему глаза. Джонни пристально всматривался в даль до тех пор, пока не заслезились глаза. Вскоре он заметил возле руин несколько человеческих фигур, которые передвигались с места на место. Фигурки издали казались не больше спичечной головки. Все они были одеты во что-то не то коричневое, не то зеленое. Это были солдаты.

Но чьи солдаты? Солдаты Красной Армии или же немецкие военнослужащие?

Для того чтобы ответить на этот вопрос, Джонни пришлось взобраться на самую вершину кучи обломков.

38

Военные с бляхами на груди.

Страшное зрелище.

Прохода нигде нет.

Последняя попытка.

Как только Джонни обошел сгоревший автобус, стоявший поперек улицы, он увидел прямо перед собой здоровенного мужчину в защитной военной форме. За углом ближайшего дома его поджидали еще три человека. Все они были в касках, с автоматами. Рядом стояли два мотоцикла, один из которых был с коляской. Сразу же Джонни бросилась в глаза плоская металлическая бляха, которая болталась на тонкой цепочке на груди здоровенного мужчины. На ней красовался орел с распростертыми крыльями, державший в когтях свастику.

«Полевая жандармерия, или, как говорил Густав, цепные псы!» — мелькнула мысль у Джонни.

У фельдфебеля, стоявшего перед мальчиком, было полное, раскрасневшееся лицо.

— Спокойно, спокойно! — крикнул он, переводя автомат на грудь. — Куда же ты, собственно говоря, направляешься?

Джонни от неожиданности не пришло в голову ничего лучшего, как показать рукой вперед.

— Туда, — робко произнес мальчуган.

— Это ты брось! — ухмыльнулся фельдфебель, внимательно рассматривая при этом мальчика. — Уж не хочешь ли ты, чтобы тебя там зажарили на вертеле?

— Это кто же меня зажарит?

— Как кто? Ты что, парень, с луны свалился, что ли? Разумеется, русские!

Мальчик, придав лицу невинное выражение, спросил:

— А разве там фронт?

— Здесь теперь повсюду фронт: то русские прорываются вперед, то мы их вышибаем обратно. Во Франкфурте мы каждый раз тесним их. Ты разве не слышал об этом?

Джонни прислушался. И в самом деле, с той стороны раздавалась громкая стрельба.

— Тебе, наверное, не хочется наделать в штаны, — добродушно продолжал полицейский. — Кроме того, не видел ли ты, случайно, людей, которые бы драпали с передовой?

— Вон там, впереди, — ответил мальчик и указал на одетых в военную форму людей, о которых он теперь знал, что это немцы. — Их там по меньшей мере двадцать человек.

— Дурак ты, это же из одной нашей войсковой части, я не это имел в виду. Я же говорю тебе об одиночках. Солдаты, фольксштурмовцы, разные субъекты в штатском.

Мальчик покачал головой.

— Со мной только моя подружка…

Полицай, стоявший за кирпичным выступом, неестественно разразился отрывистым, лающим смехом.

Фельдфебель оскалил зубы:

— Ну, тогда убирайся обратно, к своей Гретхен!

Нанни все еще сидела на корточках на своем месте возле разбитого трамвая. Свои деревянные сандалии она снова сняла, а потом надела. Как только девочка увидела Джонни, она сделала обиженное лицо.

— Хорошо, что ты пропал ненадолго, — проворчала она.

Джонни недовольно отмахнулся. Ребенок вытянул голову:

— Что-нибудь случилось?

— Почему?

— Ты так зло смотришь…

— Ерунда, — бросил он ворчливо. Полчаса тому назад — ах, что там! — еще десять минут назад он грезил о куске черного хлеба и кусочке сала, о дымящемся походном котле, из которого соблазнительно пахнет кашей, заправленной жиром и мясом, или щами, об алюминиевой кружке, наполненной прозрачной чистой водой или даже сладким чаем.

А теперь?

Надеясь все-таки во что бы то ни стало достичь цели, мальчик решил пойти в другом направлении. Он взял Нанни за руку. Ее сандалии громко стучали по камням.

Эта часть города выглядела по-другому: дома были разрушены не так сильно, хотя они и казались покинутыми жильцами.

«Пожалуй, нам здесь будет лучше», — раздумывал мальчик и поспешно потянул девочку за собой.