Джонни и бомба

Джонни возвращался домой на автобусе. После больницы они с Керсти зашли в библиотеку, где он выпросил фотокопию газеты, отпечатанной на следующий день после бомбежки.

Там была фотография: радостно улыбающиеся люди на развалинах Парадайз-стрит. Конечно, снимок поблек от времени, но на нем можно было разобрать миссис Тупс с ее аквариумом и дедушку Холодца с его осколком бомбы, а еще дальше – и самого Холодца, ухмыляющегося, с оттопыренным большим пальцем. Фотография была не очень четкая и от времени не стала лучше, а вся физиономия у Холодца была перемазана сажей, но все-таки его вполне можно было узнать – если знаешь, что это он.

Они все забыли, а я помню, думал Джонни. Даже если показать им газету, они наверняка скажут: «Да, тот парень здорово смахивает на Холодца, и что?» Потому что… они живут в этом времени. Они из него никуда и не исчезали. В каком-то смысле.

Когда путешествуешь во времени, все происходит на самом деле, но… Это как петля на магнитофонной пленке. Можно прослушать, что записано на том куске, который склеился в петлю, но потом ты все равно вернешься к тому, откуда начал. А все, что изменилось, превращается в историю.

– Что-то ты все время молчишь, – сказала Керсти.

– Просто задумался, – ответил Джонни. – Я думал о том, что, если показать ребятам эту газету, они скажут: «Да, тот парень здорово смахивает на старину Холодца, и что?»

Керсти наклонилась, чтобы посмотреть поближе.

– Да, – сказала она, – тот парень действительно похож Холодца. И что?

Джонни уставился в окно.

– Но ведь это и вправду Холодец. Помнишь?

– Что я должна помнить?

– Ну… что было вчера?

Керсти наморщила лоб.

– Мы ходили на какую-то вечеринку, да?

У Джонни упало сердце.

Все сглаживается, думал он. Вот что самое страшное в путешествиях во времени. Ты возвращаешься не туда, откуда отправлялся в прошлое. Ты попадаешь не туда, куда направлялся, это не твоя реальность.

Потому что в этой реальности во время бомбежки Парадайз-стрит никто не погиб. Это не тот мир, куда я хотел вернуться. Вот я и не вернулся. И остальные тоже. Когда фотограф делал снимок, мы были там, на Парадайз-стрит, но теперь мы здесь, и мы никуда не исчезали. Поэтому никто и не помнит, что мы отправлялись в прошлое, – помнить-то нечего. В этой реальности мы занимались чем-то другим. Болтались где-то. Тусовались.

В этой реальности я помню то, чего не было.

– Твоя остановка, – сказала Керсти. – С тобой все в порядке?

– Нет, – сказал Джонни и вышел из автобуса.

Шел проливной дождь, но Джонни все равно не поленился сходить посмотреть, на месте ли тележка. Тележки за гаражом не оказалось. С другой стороны, может быть, ее там никогда и не было.

Он поднялся в свою комнату. Дождь барабанил по крыше. По пути Джонни еще лелеял тайную надежду, что, может быть, в этом, другом мире и он сам окажется другим человеком. Но все было как всегда. Та же комната, тот же беспорядок, тот же шаттл на обрывке красной шерстяной нитки под потолком. Те же материалы к реферату по истории, разбросанные на столе.

Он сел на кровать и некоторое время просто смотрел на дождь за окном. По углам притаились тени, Джонни чувствовал их присутствие.

Газету миссис Тахион он где-то потерял. Газета могла бы послужить доказательством, только никто все равно бы не поверил.

Он помнил все: торфяники, дождь, вспышки молний, и удары грома, и боль, которая терзала все тело, когда они бежали сквозь время. И всего этого не было. Нет, не совсем так. Повседневная, будничная, скучная жизнь вновь затопила все необычное.

Джонни стал шарить в карманах. Если бы только осталось хоть что-то…

Пальцы наткнулись на прямоугольник плотной бумаги.

Голоса с австралийским акцентом, доносившиеся снизу, означали, что дедушка дома. Джонни ссыпался по лестнице и вбежал в маленькую гостиную.

– Дедушка?

– Да? – откликнулся тот, не отрываясь от «Закадычных друзей» по телевизору.

– Помнишь, в войну…

– Да?

– Помнишь, ты говорил, что во время войны, прежде чем тебя забрали в армию, ты вроде бы дежурил на наблюдательном пункте, высматривал самолеты?

– Мне за это медаль дали. – Дедушка взял дистанционное управление и выключил телевизор, чего на памяти Джонни еще никогда не случалось. – Я тебе ее небось показывал? Да, верно, так оно и было…

– Не думаю, – со всей возможной дипломатичностью ответил Джонни. Дед очень сердился, когда Джонни пытался расспрашивать его о войне, и упорно не желал ничего рассказывать.

Но теперь дедушка пошарил на полу рядом со своим креслом. Там стояла плетеная шкатулка для рукоделия, которая когда-то принадлежала бабушке Джонни. Впрочем, для хранения ниток и иголок эта вещица служила недолго. Теперь там лежали вырезки из газет, ключи, которые не подходили ни к одной двери, марки в полпенни старыми деньгами и прочий подобный хлам, который неминуемо скапливается в укромных уголках любого давно обитаемого дома. Дедушка долго рылся в шкатулке, ворча себе под нос. Наконец он извлек маленькую деревянную коробочку и открыл ее.