Джонни Тремейн

Предпочтение в повести, хотя и с некоторыми оговорками, отдаётся другому знаменитому бостонцу — Дж'eймсу Отису (1724–1783). Это в самом деле личность яркая и героическая. Отис отличался большей последовательностью и цельностью характера, чем С. Адамс. Человек разносторонне образованный, он окончил Гарвардский университет и некоторое время состоял на государственной службе у англичан в качестве юриста. Когда же в народе начались волнения, Отис оставил должность и посвятил свою жизнь борьбе за независимость. В романе он изображён уже больным, психически не вполне уравновешенным. Э. Форбс вскользь говорит о причинах столь тяжёлого недуга: Отис был ранен в голову в стычке с английскими чиновниками. Читатель, впрочем, не успевает узнать о том, что в июне 1775 года — действие повести обрывается в апреле — в решающем бою с королевскими войсками под пулями был и Джеймс Отис.

Излишне вялым и болезненным показан в книге купец Джон Хэнкок, заметный участник бостонских волнений. Как известно, он сам и капитаны его торговых судов отличались дерзостью. Несмотря на предупреждения и угрозы англичан, Хэнкок смело перевозил товары из Бостона и в Бостон, не только соблюдая таким образом свою выгоду, но и поддерживая общий дух протеста.

В своей повести Э. Форбс вывела доктора Джозефа У'oррена, выдающегося бостонского патриота. Между прочим, его жена, для которой в книге не нашлось места, тоже была причастна к политической борьбе. В то время как Джозеф Уоррен вместе со своими соратниками был занят подготовкой бостонского чаепития. М'eрси Уоррен написала и поставила агитационную пьесу. Под видом римского республиканца Брута в ней был изображён Джеймс Отис. Джонни Тремейн безусловно, если бы только автор намекнул ему об этом, отправился бы посмотреть этот спектакль.

В Бостоне в те времена не было газеты «Наблюдатель», о которой идёт речь в этой книге; не существовал, стало быть, и редактор «Наблюдателя» — дядюшка Лорн. Вообще, одним из первых бостонских издателей был Джеймс Фр'aнклин, старший брат крупнейшего американского публициста Б'eнжамена Франклина. Он выпускал «Газету Новой Англии». А печатный орган, выходивший в 70-х годах XVIII столетия в Бостоне, назывался просто «Газета». В ней помещали свои статьи и воззвания Сэмюэль Адамс, Джеймс Отис, доктор Уоррен и Джон Адамс — однофамилец Сэмюэля, впоследствии президент Соединённых Штатов, который иногда появляется на страницах повести.

Из исторически реальных образов Э. Форбс наиболее удался Поль Ревир. Писательница специально занималась его биографией и, вероятно, представляла себе его характер живее других. По профессии Ревир был гравёром. В историю Войны за независимость его имя вписано прежде всего благодаря пробегу, который он совершил верхом за одну ночь из Чарлстона через Лексингтон — в Конкорд, с тем чтобы предупредить своих о приближении англичан. «Бостонская бойня», «Чаепитие», «Человек наготове», «Полки Адамса» — смысл этих выражений знает всякий, хоть сколько-нибудь осведомлённый в своей отечественной истории американец. Точно так же он с уверенной гордостью говорит: «Скачка Поля Ревира».

Именно по этой причине, возможно, Э. Форбс, рассчитывая на осведомлённость своих читателей-соотечественников, не дала описания этого отважного поступка. Упрекнуть её за пропуск можно не только с точки зрения иноземного читателя. В том ведь и состоит задача художника, чтобы, преодолев даже самые примелькавшиеся представления, заставить не просто по привычке вспомнить о прошлом, а заново увидеть его. Если же писатель чувствует себя не в силах оживить ушедшие события, он иногда уклоняется даже от упоминания о них. Правда, в скачке Ревира не мог принять участие Джонни Тремейн. Вот почему, возможно, Э. Форбс передала в повести лишь беглые слухи о ней, тем более, что с самим гравером читатель имел случай хорошо познакомиться. Наконец, может быть, писательница просто не хотела соперничать с хрестоматийным для американцев стихотворением Г. У. Лонгфелло:

Запомните, дети, — слышал весь мир,
Как в полночь глухую скакал Поль Ревир…
Ещё деревушка спокойно спит,
Но в лунном свете промчалась тень,
Да искру метнул дорожный кремень
У скачущей лошади из-под копыт,
И под подковой звенит, тропа.
Сейчас народа решится судьба.
Та искра, что высек копытом конь,
Повсюду зажгла восстанья огонь.[3]

Пусть же под дробную поступь стихов и цокот копыт читатель возьмётся за книгу и без устали проделает с её героями весь путь от начала и до конца.

Д. Урнов

I. Пора вставать!

1