Джонни Тремейн

В домике Лепэмов было всего четыре настоящие комнаты: на втором этаже — две спальни, а на первом — кухня и мастерская. Джонни остановился в дверях кухни, откуда ему видно было, как его строгая хозяйка наклонилась над очагом. Со временем Медж будет походить на свою мать, но сейчас, в восемнадцать лет, она по-своему хороша, эта румяная, широкая, крепкая девушка. Доркас — шестнадцать, фигурой она мало отличается от Медж, но у неё нет ни зычного голоса сестры, ни её грубоватого добродушия. Бедняжка Доркас мечтала о красивой жизни. Она натирала себе щеки мукой, чтобы казаться бледной и походить на светских барышень, которых видела на улице, а затягивалась так туго, что за неё становилось страшно. Как все смеялись, когда вдруг, во время общественной молитвы, на ней с громким треском лопнул корсет! Она не называла свою мать «ма», как все, а непременно «матушка» или даже «почтенная матушка»; а чтобы речь её отличалась от грубого, непринуждённого говора обитателей Хэнкокской пристани, она говорила (если только не забывалась) жеманно и вычурно.

Ни Медж, ни тем более Доркас не пользовались особенным уважением у Джонни. Но он относился к ним спокойно. Он согласился бы иметь их сёстрами. Девушки они были работящие, ничего не скажешь, — если только не считать припадков «элегантности», которые приключались у Доркас.

Было решено, что, когда Джонни вырастет и сделается знатным мастером по серебру (а мистер Лепэм пророчил ему блестящую будущность), он женится на Цилле и они унаследуют всё предприятие её деда. Они с Циллой были одногодки и оба относились к этому проекту с умеренным отвращением. Джонни, собственно, был не прочь. Способные подмастерья обычно так и выбивались в люди — породнившись с семьёй хозяина. Он даже почувствовал себя польщённым, когда миссис Лепэм сказала ему, что он может надеяться получить руку одной из её дочерей. Слов нет, Медж или Доркас обещали стать лучшими хозяйками, чем Цилла. Но ведь они старше его, правда? Это ничего, что Цилла худенькая, — она подрастёт и выровняется. Ну, а об Исанне говорить не стоит — такой заморыш, доживёт ли она ещё до замужества? Оставалась одна Цилла.

Миссис Лепэм часто говорила, что с этой Исанной возни много и что овчинка выделки не стоит. Эти слова, казалось, не производили никакого впечатления на девочку, она только шире открывала свои прекрасные карие глазки; Цилла же всякий раз плакала. Цилла обожала Исанну. Она испытывала гордость, когда прохожие останавливали её на улице и спрашивали: «Неужели этот ангелочек — твоя сестрёнка?» И с величайшим терпением относилась к тому, что у Исанны «душа не принимала» то одного, то другого — свиной подливки, пирожков с мясом, молодого пива. Если Исанна промочит ноги — быть простуде, а если простудится — лихорадка неминуема.

Первым делом Джонни с помощью привычного окрика: «Не зевай!» — отправил угрюмого Дава за водой на Северную площадь. Затем хозяйским жестом вынул из кармана ключ от мастерской. Покорный Дасти, притихший, как мышь, следовал за ним.

— Не зевай, Дасти, — сказал Джонни. — Запускай горн. Иди в сарай. Тащи уголь. Тебе придётся самому этим заняться. Я хочу починить эту пряжку до завтрака.

На пристани уже началась дневная суета: орал торговец свежей рыбой; матросы тянули канаты; женщина кричала, что у неё сын упал в воду; попугай отчётливо произнёс: «Король Хэнкок».

Запах пеньки, пряностей, смолы, морской воды, вяленой рыбы щекотал нос Джонни. Он любил свою пристань. Он сел за станок, перед ним лежали многочисленные инструменты, которыми ему приходилось орудовать. Инструмент ладно сидел в его крепких и узких руках — руки были ладные. Мистер Лепэм всегда говорил ему, чтобы он не кичился своими способностями, а благодарил господа бога за них. Джонни пропускал его наставления мимо ушей.

Дав вернулся в мастерскую. Его толстая нижняя губа недовольно отвисла — по дороге вода выплеснулась из вёдер и замочила ему ноги.

Джонни даже не поднял головы от пряжки.

— Ты не нужен на кухне?

— Не…

— Ну так вот: надо эту твою вчерашнюю ложку расплавить и сделать заново. У тебя она получилась не той толщины.

— Это мистер Лепэм сказал, что она не годится?

— Нет. Но это так. Она должна быть такой же, как эта ложка. Посмотри сам.

Дав посмотрел. Спорить было не о чем.

— Бери тигель. Как только Дасти наладит горн, расплавь её и попробуй сделать заново.

«Тебя бы в этот тигель! — подумал Дав. — Ты бы у меня получился такой толщины, как надо!.. На целых два года моложе меня, а сам…»

Исанна прибежала сказать, что дедушка уже сидит в своём кресле и что завтрак готов. Странное впечатление производили её мягкие карие глаза в сочетании с развевающимися светлыми волосами! «Она и в самом деле похожа на ангелочка, — подумал Джонни, — недаром её так называют прохожие на улицах! Кто бы подумал, что у неё такой скверный характер?»

2