Джонни Тремейн

— Да будет воля его, — сказал молодой врач.

И вновь обратился к своей статье.

3

С улицы доносились крики, улюлюканье, свист и топот бегущих ног. С наступлением вечера Сыновья Свободы высыпали на улицы расклеивать прокламацию мистера Адамса. На этот раз Рэб не был с ними, хотя вообще раза два он принимал участие в запугивании купцов, которые приходили получить чай, заставляя их бежать из Бостона на Кастл Айленд, под охрану британских солдат. Джонни по годам ещё не мог быть принятым в Сыновья Свободы. Но всякий раз, когда встречались «наблюдатели», оба мальчика непременно сидели в нижней комнате, ожидая поручений, и Рэб готовил ароматный пунш, которым непременно заключалось собрание.

Волнение охватило весь город. Все знали, что «Дартмут» находится в нескольких милях от Бостона. Ждали событий необычайных. Джонни открыл дверь, чтобы узнать причину шума. Какой-то отчаянный тори отгонял группу людей, которые хотели приклеить прокламацию к стене его дома. Они завлекли его в Солёную улицу, где было темно, и там набросились на него. Джонни плохо переносил такого рода уличные расправы. Он закрыл дверь, уселся рядом с Рэбом и принялся нарезать лимоны, лаймы и апельсины.

— Рэб…

— Да?

— Что они решат… там, наверху?

— Ты слышал, что сказал Сэм Адамс. Сделают всё, чтобы суда с чаем повернули вспять. У нас двадцать дней.

— А если губернатор не согласится?

— Конечно, он не согласится! Ты не знаешь Хатчинсона. А я знаю. Разве ты не заметил, какой весёлый был сегодня утром Сэм Адамс? Он губернатора знает ещё лучше, чем я.

— И тогда? Что тогда, Рэб?

С улицы доносились проклятия и шум потасовки. Джонни положил ножик, чтобы Рэб не заметил, как у него дрожат руки. Они что-то проделывали — что-то ужасное — над несчастным тори.

— Вот когда понесём наверх пунш, узнаем! Ты смотри на Сэма Адамса: если у него будет вид довольный, как у старой лисы, что держит жирную курицу в зубах, значит, все согласились прибегнуть к насилию — если прочие средства ни к чему не приведут. Сэм Адамс не склонен замазывать наши разногласия с Англией. Он бы не прочь и повоевать, я думаю.

— Но ведь королевские военные корабли стоят в гавани и охраняют чай. Они начнут стрелять.

— Ну, стрелять-то можем и мы.

Рэб постарался на славу — пунш получился довольно крепким! Он натирал мускатный орех, осторожно сыпал в котелок гвоздику и крошил корицу.

— Попробуй-ка, Джонни. Мадера мистера Хэнкока — первый сорт.

Но Джонни услыхал тихий стон с улицы, совсем подле закрытой двери. Тот самый тори — такой бесстрашный и такой глупый! — что последовал за Сыновьями Свободы в тёмный тупик, сидел один и всхлипывал; не столько от боли, сколько от перенесённого унижения. Джонни не захотел пробовать пунш.

Мистер Лорн крикнул сверху:

— Ну что, мальчики, как ваш пунш?

— Быстро же они сегодня договорились! — сказал Рэб. — Я, впрочем, так и думал.

Джонни понёс несколько оловянных кружек — сколько мог захватить в одной руке — и большую деревянную миску. За ним шёл Рэб, неся свой пряный напиток в двух кувшинах.

Теперь, когда стулья были расставлены для собрания, чердак не походил больше на спальню двух мальчиков. Джон Хэнкок сидел на председательском месте. Лицо его было бледно и осунулось. Верно, всё ещё болела голова. Сэм Адамс склонился к нему и что-то нашёптывал ему на ухо.

Адамс обернулся, когда Джонни устанавливал деревянную чашу на ящик, покрытый сукном, за которым восседал председатель. Джонни никогда не доводилось видеть старую лису с жирной курицей в зубах, но, взглянув на Адамса, он ясно представил себе, как она должна выглядеть. Рэб разлил пунш, и тотчас напряжённое молчание было нарушено. Все повставали с мест, толпясь вокруг пуншевой чаши. Рэб и Джонни были свои в этом кругу. Поль Ревир чокнулся с Рэбом, а Джон Хэнкок стал жаловаться Джонни на свою старую рабыню, слишком уж бдительно охранявшую его покой. Оказывается, к нему приходило три человека сообщить, что первое судно с чаем появилось на горизонте, но он ни о чём не знал, покуда не получил на подносе «счёт» от Джонни. Только тогда он понял, что случилось.

— Да здравствует шестнадцатое декабря!

— Вот именно!

Они пили за последний день из двадцати — день, когда чай будет уничтожен, если только губернатор не разрешит отправить его назад, в Англию. Джонни понял, что Сэму Адамсу удалось настоять на своём. Никто из них не желал возвращения чая и мира с Англией. Положение к этому времени было таково, что никто, по чести, не верил, чтобы с метрополией можно было договориться по-хорошему. Все они только мечтали о поводе к недовольству… Да, да, вооружённого столкновения, вот чего жаждали они!

Джонни смотрел во все глаза, стараясь взглядом проникнуть сквозь клубы табачного дыма. Вон доктор Уоррен. Он разговаривает с дядюшкой Лорном и Джоном Адамсом по поводу своей газетной статьи. Вдруг он закинул голову, широко улыбнулся, почти засмеялся.