Присутствие в Ленинграде негритянских исполнителей произвело ошеломляющее впечатление на жителей города. В телеграмме из Ленинграда в газету "Нью-Йорк Таймс" сообщалось: "Для любопытных и восторженных ленинградцев артисты исполняли спиричуэлс прямо на улице. Каждый вечер певцов труппы приглашали посетить балетный или оперный спектакль. Во время антрактов возбужденные зрители буквально атаковали негритянских артистов просьбами об автографе, добродушно смеясь, когда те пытались прочесть русские фразы в своих путеводителях". В пятницу вечером. 23 декабря пять музыкантов из оркестра труппы устроили в ресторане гостиницы джем-сешн, к большому удовольствию присутствовавших там русских. Они выбрали для исполнения мелодию Гершвина "Кто-то любит меня". Впервые со времени революции Ленинград стал свидетелем празднования кануна Рождества. В той же телеграмме сообщалось: "Все собрались вокруг рождественской елки (подарок советского правительства) и пели спиричуэлс и рождественские песни до четырех часов утра. Для московского радио были сделаны записи приветствий родным и близким в Америке, а также исполнена песня "Тихая ночь" (Silent Night), — довольно необычный подбор для советских слушателей. В завершение всего этого тринадцать артистов труппы присутствовали на рождественском богослужении в Ленинградской Евангелической Баптистской церкви, где они спели несколько спиричуэлс. Когда артисты покидали церковь, русские баптисты с искренней благодарностью пожимали им руки и со слезами на глазах приветственно махали своими платочками. Как сказал один из артистов труппы, Лоренцо Фуллер, чтобы ни случилось на сцене завтра, самое большое драматическое событие уже произошло сегодня".
Открытие гастролей состоялось вечером 26 декабря. Несмотря на царившее среди публики воодушевление, постепенно нараставшее по мере развития действия, в целом успех премьеры был далеко не равноценен триумфу, который постановка вызвала ранее, во время европейских гастролей театра. Это объяснялось, во-первых, тем, что, хотя позади было более тысячи выступлений на сценах многих театров мира, Брин решил, что нужны дополнительные репетиции, которые продолжались в течение пяти дней. Последняя репетиция была устроена в день премьеры. В результате большинство ведущих певцов оказались как физически, так морально крайне утомлены, и их исполнение определенно было ниже обычного уровня.
Однако помимо усталости артистов на относительный неуспех спектакля повлияли многочисленные неувязки и неразбериха, предшествующие премьере. Не были готовы театральные программки с описанием сюжета оперы, никто ничего не понимал из происходящего на сцене. Перед началом спектакля были исполнены государственные гимны СССР и США (первым был исполнен гимн США). Затем балетмейстер Константин Сергеев произнес речь, в которой он назвал американцев и русских "братьями по искусству", добавив при этом, что "мы глубоко ценим талант Джорджа Гершвина, и именно поэтому наша встреча столь радостна". После этого Брину не оставалось ничего другого, как произнести ответную речь. Затем публике представили Ли Гершвин, Александра Смолленса (который дирижировал в тот вечер) и главных исполнителей предстоящего спектакля. Аудитория была уверена, что официальная часть на этом завершилась. Увы! На сцену вышел молодой человек и начал читать довольно пространное изложение сюжета оперы, причем большую часть из того, что он читал, невозможно было разобрать из-за гула и выкриков недовольной и протестующей публики. В результате всего этого занавес поднялся с опозданием на час. К этому времени публика была так же измучена, как и труппа.
И все же несмотря на то, что зрители не понимали большую часть из происходившего на сцене, спектакль прошел хорошо, хоть и не был повторен оглушительный триумф более ранних премьер. После "Колыбельной Клары", встреченной с холодным равнодушием, публика по мере развития сюжета постепенно начала оттаивать. Большой успех выпал на долю песни "Теперь ты моя, Бесс", а номер уличных продавцов вызвал взрыв аплодисментов. С этого момента публика следила за развитием действия с нарастающим интересом. Как только в конце оперы опустился занавес, зал разразился громовыми овациями.