В один из дней пребывания американской труппы в Москве, 17 января, в Баптистской церкви произошел обряд бракосочетания Эрла Джексона ("Спортин Лайф") и Элен Тигпен ("Серена"). Это событие вызвало большой интерес у жителей города. Сотни людей заполнили церковь и столько же толпились снаружи. В своем московском дневнике Айра Гершвин описал это красочное событие, на котором присутствовали все члены труппы в дорогих нарядах, представлявших разительный контраст со скромной, каждодневной одеждой москвичей и обязательными платками русских женщин. Особенно торжественно выглядела свадебная церемония (за день до этого детально прорепетированная под строгим руководством самого Роберта Брина). На невесте было платье из желтой вышитой парчи и ослепительно белые перчатки во всю длину руки, на женихе — коричневый смокинг с шелковыми бортами и белый галстук-бабочка. То и дело вспыхивали фотокамеры.
Спустя три дня, 20 января, Айра Гершвин был у себя дома в Беверли-Хиллз, в то время как труппе, в том числе и Ли Гершвин, предстояло еще долгое турне по разным странам.
Неделя выступлений в здании Национальной оперы в Варшаве, четыре дня в Выспянском театре в Катовице (Польша) и восемь спектаклей в театре Карлин в Праге принесли американским артистам несомненный успех. Луциан Кудрински писал в краковской газете о варшавских гастролях театра: "Бывают спектакли, которые оставляют глубокое впечатление, некоторые из них остаются в памяти на долгие годы. Есть и такие спектакли или выступления, называйте их как хотите, которые запечатлеваются в памяти на всю жизнь. Именно к таким относится американская постановка оперы "Порги и Бесс"". Здислав Хьеровски, репортер из Катовице, писал: "Следует… отметить с самого начала, что трудно найти оперу, столь совершенную в музыкальном отношении. Музыка и сюжет идеально гармонируют друг с другом. Не только песни и текст, но и каждое движение, каждый шаг, ритм каждой сцены определяются прежде всего музыкой". Пражский критик под псевдонимом "Праце" сообщал: "В своей опере Гершвин… использует элементы народной негритянской музыки, часто видоизменяя религиозные духовные мелодии, придавая им конвульсивно-экстатический и жизнерадостный характер. Его музыка, наряду с лиризмом, отличается острыми джазовыми ритмами и яркими акустическими эффектами". Другой пражский критик, называя постановку "изумительным шоу", писал в газете "Людова демокрация": "Негритянский спиричуэл, хор и блюз имеют непосредственное отношение к бурным всплескам европейского музыкального модернизма. Самое ценное у Гершвина — это его громадный мелодический дар. Лучшие чувства его персонажей выражаются посредством пленительной и напевной мелодии".
Так закончилась эпопея с оперой, Дорги и Бесс" в Восточной Европе. Справедливости ради нужно добавить, что в мае 1961 года группа студентов собственными силами осуществила постановку "Порги и Бесс" в Москве.
После нескольких дополнительных выступлений в Европе 5 июня 1965 года труппа наконец вернулась на родину, измученная, но испытывающая внутреннее удовлетворение от сознания исторической важности своего предприятия, уникальность которого состояла не только в том, что впервые американская опера была исполнена за "железным занавесом", но и в том, что где бы ни выступали американские артисты, повсюду им сопутствовал восторженный прием.
Что же касается турне в целом, то можно со всей уверенностью сказать, что никогда за всю историю существования оперы ни один оперный спектакль не пользовался таким продолжительным и повсеместным успехом, как "Порги и Бесс". Такого не случалось в прошлом и, вполне возможно, больше никогда не случится в будущем.