Джордж Гершвин: Путь к славе

Прошло несколько недель, и на открытии фешенебельного ночного клуба "Амбассадор" Фрэнсис Гершвин выступила с небольшой программой песен своего брата. Программа всего музыкального шоу была в основном написана Колом Портером, который подготовил для Фрэнсис специальный номер. Перед выступлением она проникновенно и искренне говорила о том, что значит быть сестрой знаменитого композитора. В день премьеры Джордж появился на сцене в качестве ее аккомпаниатора.

5 апреля известный композитор Александр Тансман, поляк по происхождению, поселившийся в Париже, устроил в честь всех Гершвинов прием, на который были приглашены несколько выдающихся музыкантов. Айра Гершвин сделал запись об этом событии в своем дневнике, в том числе некоторые лаконичные, а иногда чисто донкихотские замечания Вернона Дюка — как похвалы, так и наскоки — о присутствовавших гостях. В дневнике читаем: "Джордж рассказал Дюку о вечере у Тансмана. Дюк: "Тансман? Эта серость, бездарность, которая никогда ничего не достигнет? Кто там был?" Джордж: "Риэти, итальянец". Дюк: "Очень хороший композитор". Джордж: "И Роберт Шмиц". Дюк: "Тоже очень хорош". Джордж: "Ибер". Дюк фыркнул: "Так себе". Джордж: "Критик Пети". Дюк: "Ничего особенного, третий сорт". Джордж назвал еще несколько имен, и каждый раз Дюк фыркал. Потом он сказал: "Тебе не следовало ходить туда. Это оскорбительно для тебя, все эти люди. Столько народу, а на самом деле всего двое — Риэти и Шмиц’ ".

Однако и сам Айра, так же как и Дюк, в некоторых своих оценках не проявил должной проницательности, когда днем раньше к ним зашел молодой английский композитор Уильям Уолтон и сыграл Джорджу несколько своих вещей. Айра записал в своем дневнике: "Все довольно паршивенькие". Однако много лет спустя, когда Уолтон был признан величайшим композитором Англии со времен Воана Уильямса и одним из исполинов музыки XX века, Айра не побоялся принести свои извинения и дать объяснения в книге "Песни по разным поводам": "В тот день музыка Уолтона показалась Джорджу много интереснее, чем мне. Я понимаю, что в своем поспешном суждении я основывался не столько на самой музыке, сколько на том, как она исполнялась. Я настолько привык к блестящей пианистической технике Джорджа и его богатым гармониям, что рядом с ним робкое исполнение и куцые пассажи Уолтона просто меркли".

16 апреля Гершвины присутствовали на премьере нового балета "Рапсодия в голубых тонах" в Театре на Елисейских полях. Хореограф и исполнитель главной партии Антон Долен слышал это произведение в исполнении Гершвина на приеме, устроенном для парижской культурной элиты. Именно тогда он решил поставить на эту музыку балет, повествующий о поединке между джазом и классической музыкой, где джаз сначала уступает свои позиции, но в конце празднует триумф. Партию Классической Музыки танцевала Вера Немчинова, партию Джаза — Долен.

А через шесть недель, 29 мая, в парижской Гранд-Опера состоялась европейская премьера Концерта фа мажор Гершвина. Оркестром дирижировал Владимир Голшман, партию фортепиано исполнял Дмитрий Тёмкин[44]. Впервые Гершвин имел возможность услышать это произведение в исполнении другого большого художника. И так же, как в марте на концерте Падлу, произведение Гершвина исполнялось в самом конце. Программа включала Увертюру к опере Вебера "Эврианта", Концерт ля мажор Листа (солист Тёмкин) и раннее произведение Аарона Копленда "Торжественное шествие смерти". Концерт Гершвина был встречен громом аплодисментов. Он сумел покорить также и французских музыкальных критиков. Артур Оэре восхвалял "неисчерпаемость его энергии", "причудливость его свободно, плавно льющихся мелодий", "обостренное чувство оркестра" композитора. Эмиль Вийермо писал: "Это очень характерное произведение заставило даже самых скептически настроенных музыкантов понять, что джаз может глубоко затрагивать самые возвышенные чувства". Одна или две знаменитости, присутствовавшие на концерте, были менее восторженны в своих оценках. Сергей Дягилев, гениальный создатель и руководитель труппы "Русский балет" сетовал на то, что этот Концерт — "хороший джаз, но плохой Лист". По мнению Сергея Прокофьева, это произведение — не более чем последовательность множества "тридцатидвухтактных кору-сов.

Во времена своих "парижских каникул" Гершвин не только слушал свою собственную музыку и благодарные аплодисменты французской публики и критиков. Он нанес бесконечное число визитов, присутствовал на многочисленных приемах в модных салонах, где каждый раз был "гвоздем программы". Его визиты к известным музыкантам Парижа носили более деловой характер. В Монфор-Лямори он побывал у Равеля.